Татьяна Василевская - Если бы

— Футболистом, конечно. А ты?

Вован улыбнулся.

— А я буду великим художником. Буду по миру разъезжать. Везде будут плакаты «Выставка работ гения современности Телянина В. Р.». Поклонники, автографы, мировая известность. Красота!

Полежав еще немного Вован повернулся к другу.

— Я, например, никогда не женюсь. Все девчонки дуры набитые. Только и могут хихикать и глупости болтать. У меня будут всякие там натурщицы. Представляешь, красивые и молчаливые. Вот это я понимаю. — Вован мечтательно посмотрел в голубую высь, представляя свое замечатальное будущее с большими плакатами, сообщающими о его гениальности, толпами поклонников и прекрасными, молчаливыми красавицами, все как одна влюбленными в гения, в него то есть.

— А я тоже не женюсь. — немного погодя лениво, сказал Сергей. — Я все время буду на тренировках и в разъездах по всяким чемпионатам. Зачем мне жена?

— Молоток Серега. От женщин одни беды. — с видом знатока жизни утвердительно сказал Вован. — А когда будем уже старыми, ну лет по сорок, отправимся с тобой вдвоем в кругосветное путешествие. На шикарной яхте. Класс?

— Класс. — соглашается Сергей.

— Мы же всегда с тобой будем дружить, правда? — то ли спрашивает, то ли утверждает Вован.

— Конечно. Как же иначе? — улыбается Сергей. — Вместе до самого конца.

— Заметано, братан!

— Ой девушка, девушка! У меня слабое зрение. Помогите до аудитории дойти. А Вам говорили, что вы очень красивая?

Девушка смеется.

— Как же Вы со слабым зрением разглядели?

— А у меня интуиция хорошо развита. И вообще, мне кажется у Вас дар. Вы меня исцелили, можно сказать. Я уже намного лучше вижу. Меня, кстати Володей зовут. Можно запросто, Владимир Родионович, как Вам больше нравится.

— Вера. Ну, что Владимир Родионович, думаю, что Вы уже достаточно прозрели, дальше сами дойдете?

— Вера, чудесное имя, мне оно так нравится, можно я на вашем плече еще повишу, что бы уж совсем зрение восстановилось. А то, знаете, слепой архитектор это уж совсем как-то неудобно. Боюсь сложности в работе будут возникать. Уж помогите инвалиду, не оставьте без куска хлеба на старости лет.

— Привет, Ковальская! Вот я тебя сейчас увидел и понял. Ты это она! Та, которую я искал всю свою жизнь.

— Володь, отстань. Самому не надоело бред нести?

— Бред!!! Да как тебе не стыдно, Ковальская. Человек тебе, можно сказать, в самых сокровенных чувствах признается, а ты? Бессердечная женщина! Ну ладно Ковальская, ну чего ты ломаешься, ну я же вижу как ты сама страстью ко мне пылаешь! Ох, какой взгляд! Как грудь вздымается! А ты Ковальская, наверное горячая штучка! Может проверим?

— Телянин! Отстань! Сейчас врежу, мало не покажется.

— Ой какие мы грозные, какие неприступные. А меня, между прочим, Ковальская, это очень даже заводит. Ай! Ты чего дерешься? Дикая женщина! Покалечишь будущего гения, лишишь мир великого творца! У тебя, Ковальская, глаза красивые и улыбка тоже ничего. Мне даже нравится как ты ржешь на весь институт. Прямо заливаешься вся, аж люди шарахаются, что тут за сумасшедшая по коридорам ходит. Можно глядя на тебя, как ты смеешься, оборжаться самому. Нет, Ковальская, чего ты на меня так смотришь? Любишь, так и скажи, я пойму.

— Ну ка дыхни! Ты, чего, Телянин, пьяный, что ли?

— Не пьяный я. Чего ты на меня наговариваешь? Я ей в любви признаюсь, а она обзывается. А давай, Ковальская, плюнем на все и отправимся с тобой в плаванье по бескрайнему океану большой и чистой любви! Ну давай поцелуемся, Ковальская, я ведь тоже ничего себе, давай проверь, не пожалеешь…

— Телянин, ты совсем дурак? Руки убери, и иди со своей любовью, знаешь куда?

— Ой, да подумаешь! Я тебя от одинокой старости, можно сказать, спасти хотел. Тоже мне фифа нашлась! Вер, ну стой! Подожди, ну пошутил же. Вер, да ладно, не буду больше, даже если сама умолять начнешь…

— Иван Данилыч, доброе утро.

— Привет, Зоя Васильевна. Чего такая грустная?

— Иван Данилыч, можно мне в отпуск на неделю раньше пойти?

— Чегой-то? Неужто я тебе так опротивел? Или больные надоели со своими утками и болячками? — доктор весело смеется, глядя на милое доброе лицо медсестры. Она ему нравится, он даже немножко влюблен в нее. Совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы радоваться каждому приходу на работу. Что бы жизнь казалась приятней и веселее. Зоя Васильевна, для него как лучик солнца, освещающий однообразные хмурые дни суровой жизни в маленьком северном поселке на краю света.

— Брат у меня заболел. Телеграмму прислали.

Доктор хочет, что бы она была счастлива, что бы наконец устроила свою судьбу. Такой хороший человек, а все у нее не складывается. Вот теперь брат ее. Заболел. Небось, как всегда по пьяни чего-нибудь произошло. А она сейчас помчится к нему, будет выхаживать, в очередной раз, а потом вернется расстроенная, уставшая. Благодарности, никакой, как всегда не дождется. И отпуск, вместо отдыха превратится в неприятную каторгу общения с противными, недостойными ее родственниками. Сейчас приедет к ним, и больной брат, вместе со сварливой женой сразу на шею к ней и запрыгнут и не слезут до самого отъезда.

Доктор перестает улыбаться. Смотрит внимательно и то ли грустно, то ли сердито на красивое лицо медсестры. В прекрасных серых глазах печаль. Иван Данилыч, вздыхает. Ничего он ей не объяснит, ничего не изменит. Такие женщины всегда готовы бежать, лететь, кого-нибудь спасать. Жалеть, одаривать теплом своей широкой души тех, кто, по хорошему, и не достоин их сострадания и сочувствия.

— А если я скажу нельзя. Ты ж все равно, через неделю помчишься к этому идиоту. Зой, ну, что они там сами не справятся? Ну, что ты как мать Тереза, постоянно пытаешься спасти мир? Поживи ты для себя! Поезжай в отпуск на море или еще куда. Они все равно не ценят ничего, что ты для них делаешь, родственнички твои. Только жизнь тебе поломали. Плюнь ты на них. Взрослые ведь, сами разберутся.

Зоя смотрит грустно. Вздыхает. «Такая славная женщина. Прямо прибил бы этого ее братца вместе со стервой женой» — со злостью думает доктор.

— Брат ведь, Иван Данилыч. Нужно помочь…

— Ладно, иди в свой отпуск. Отправляйся драить полы, варить супы и выслушивать всякие гадости за свою же доброту. Это ж так приятно и ужасно разнообразит твою скучную, лишенную смысла жизнь. Но, так и знай, я против. Мог бы запретить, запретил бы. — сердито говорит Иван Данилыч.

Зоя улыбается. Вздыхает. Ей тоже нравится врач. Он хороший человек, отзывчивый и людей лечить это его призвание. От бога. Жалко, что он одинокий.

— Спасибо Иван Данилыч.