Татьяна Василевская - Если бы

— На здоровье. — бурчит врач и хмуро утыкается в какие-то бумаги, лежащие перед ним на столе, давая понять, что разговор окончен.

Дверь открыла тощая, растрепанная, как всегда недовольная, жена брата.

— А, явилась, наконец. — с вызовом в голосе, вместо приветствия, говорит она. — Конечно, чего ж торопиться то. Я ж могу сама все. Подумаешь, что я работаю, пашу как лошадь, так еще за этим алкашом чертовым теперь еще ухаживаю. Кого ж это волнует. — злобно ворчит она, впуская родственницу в полутемный коридор грязной запущенной квартиры. Зоя, протискивается мимо гостеприимной родственницы, стараясь не обращать внимания на ее слова. Она привыкла. Жена старшего брата еще в молодости была не подарком. С самого начала, доброго слова от нее никто не слышал. Характер такой. А с годами, прожитыми не особо счастливо, все только усугубилось. Злоба и недовольство, наполняющие ее, щедро выплескиваются на окружающих, при каждом удобном случае.

— Как он? — спрашивает Зоя.

— Как?! — переходит почти на крик жена брата. — Да как всегда! Что ему сделается му..ку этому? Другой бы убился, а этот ничего, только ногу сломал. А я теперь ухаживай тут за ним. Тварь, чтоб он сдох, твой братец чертов. Всю жизнь мне поломал. — на бледном, изможденном лице вспыхнули алые пятна. В тусклых, бесцветных глазах горит неприкрытая ненависть. — Ладно. Это ты отдыхать приехала, в отпуск. А мне на работу пора. Смотри, не вздумай ему водки купить. Ты ж сердобольная. Он же поноет, ты и побежишь, жалостливая наша.

— Не побегу. — обещает Зоя.

Жена брата быстро надевает поношенные туфли с облезлыми носами и молча выходит из квартиры с силой захлопнув за собой входную дверь.

Брат лежит на продавленном диване, вытянув загипсованную ногу на драный подлокотник. Неприбранная комната, завалена всяким хламом. Перед диваном, стоит облезлая, голубая, деревянная табуретка, на которой сердобольная супруга оставила больному стакан жидкого чая и бутерброд с куском неаппетитного вида колбасы.

Увидев Зою брат хриплым голосом говорит:

— О, Зойка! Приехала, а я слышу Лидка там на кого-то в коридоре разоряется. — небритое, заросшее седой щетиной лицо растягивается в подобии улыбки.

«Господи! Ведь был первым красавцем в селе. Все девчонки с ума по нему сходили» — с грустью глядя на брата думает Зоя. Что жизнь с людьми делает. Да нет, не жизнь, что люди сами с собой делают.

Зоя подходит к дивану, в нос бьет запах перегара и немытого тела.

— Зойка! — брат смотрит почти нежно, с надеждой. — Сходи, четвертиночку купи. А?!

— Вась, ты посмотри на себя. До чего себя довел со своей водкой. Чуть не убился на стройке. Ни за какой водкой я не пойду. Вы мне зачем телеграмму прислали? Что б я за водкой тебе бегала? Вась, пора уже за ум взяться. Ты уж седой почти, а вся жизнь мимо тебя прошла. Ни семьи нормальной ни детей.

Зоя сокрушенно качает головой. В глазах грусть. Ничего она не изменит. Человек уж большую часть жизни прожил, теперь уж, навряд ли, что-то по-другому будет. Что бы, что-то изменить, желание должно быть. А у ее брата желания никакого не наблюдается. Ему только четвертинку нужно, а все остальное для него и не важно уже.

Перестав улыбаться, брат смотрит обиженно, с упреком.

— Телеграмму Лидка отправила. Охота была ей со мной возиться? Вот она тебя и вызвала. Ты ж ее знаешь. Змея! — с обреченностью в голосе говорит он младшей сестре.

— Сам себе жену выбрал. — пожимает плечами Зоя. — Она добротой-то никогда особо не отличалась.

— Да, выбрал… — вздыхает он и снова смотрит на Зою. Взгляд жалкий, умоляющий. — Зой, сходи за водкой! Нога болит. Мне много не надо. Просто в качестве лекарства. Понимаешь?

— Нет. — твердо говорит она. Глаза брата суживаются. Лицо становится злым.

— Вот суки! Все вы бабы одинаковые. Мужик мучается, страдает, а вам плевать. Чего ты вообще приперлась? Сидела бы там в своем поселке, за больными идиотами подтирала бы. — он уже почти кричит, от беспомощности, от безысходности, от понимания того, что она права и он сам превратил свою жизнь в грязную, заваленную хламом квартиру и вечно недовольную, орущую на него жену. Одна радость, одна цель — выпить. Ничего больше нет. Куда? Куда все ушло? Ведь когда-то он о чем-то мечтал. Влюблялся, кружил головы девушкам. Хотел выучиться на инженера. Куда это все делось, как получилось, что жизнь прошла мимо, просыпалась сквозь пальцы как песок зажатый в ладони. Вот все было, стоило только руку протянуть и раз, ничего уже нет, ничего не осталось.

— Зой! Пожалуйста! Одну и потом я все. Завяжу, клянусь. Зой!

Она молча вышла из комнаты. «Не нужно было приезжать. Прав Иван Данилыч».

Неуютная, такая же грязная, как и вся остальная квартира, кухня заставлена грязной посудой. Мешками с мусором. Зоя заглянула в холодильник. Пара вареных картошин в оббитой, закопченной эмалированной кастрюле пахнули на нее странным несвежим запахом. На другой полке кусок сморщенной заплесневелой колбасы. Больше ничего нет.

В раковине горой свалена немытая, бог знает сколько, посуда. На подоконнике чахлый, загибающийся цветок в треснувшем горшке.

«Господи, как они так живут?» Тут впору себе за водкой бежать, что бы отвлечься от всей это гнетущей, наводящей тоску и безысходность обстановки. Засучив рукава, Зоя принялась за мытье посуды и наведение, хоть какой-то чистоты и порядка. Из комнаты неслись мольбы, угрозы и пространные разглагольствования о несправедливости жизни и необходимости получить вожделенную четвертинку. Обещания, которым не суждено было сбыться, и даже время от времени рыдания и проклятия.

Покончив с кухней Зоя отправилась в магазин. Есть то, что-то нужно. Если обитатели захламленной квартиры привыкли питаться воздухом и несъедобными остатками еды, то она так не может.

Вернувшись с двумя тяжелыми, до верху набитыми разнообразной едой сумками, Зоя застала хозяйку квартиры уже вернувшейся домой.

— А, благодетельница пришла. — насмешливо бросила жена брата, окинув жадным взглядом полные сумки в руках Зои, но даже не подумала забрать их, пока «благодетельница» снимет обувь. Зоя поставила сумки на стол и начала выкладывать продукты.

— Водки не купила? — строго поинтересовалась жена брата, сверля родственницу неприязненным взглядом.

— Нет. — сказала Зоя. Ее начинала раздражать и женщина, стоящая напротив нее, и эта квартира, и страдающий брат, сам разрушивший свою жизнь и доведший себя до нынешнего жалкого никчемного состояния.

— Вот. — жена брата с грохотом опустила на пол сложенную раскладушку. — Уж простите, ваше Величество. Королевских кроватей у нас нет. — насмешливо сказала она. — Придется вам потерпеть, вы ж там у себя к перинам, небось пуховым привыкли. Мы-то люди скромные.