Ольга Птицева - Зрячая ночь. Сборник [СИ]

Так бабка осталась с Лерой — не написанная, но придуманная. Мы в ответе за тех, кого сочинили. Не нашел им место на бумаге, что ж, готовься стать для них вместилищем, будто ты — лампа, а они — свихнувшийся от всесилия джинн.

Сказок таких в Лере собралось уже с дюжину. Садись и пиши, но она не писала. Даже в мыслях истории выходили куцыми, плоскими, абсолютно не живыми. Лера умела придумать сюжет, создать образ, наполнить его силуэтами и смыслом. Ей не хватало красок и деталей. Потому она была так хороша в описании немецких кранов, но так плоха в писательстве. Это мучило, почти убивало ее, терзало неисполненными желаниями, мечтами, до которых вроде бы вот — руку протяни, а на деле далеко, как до Хабаровска.

Вот если бы нашелся тот, кто выслушает каждую сказку, закрыв глаза. А потом возьмет и нарисует ее. Пара десятков картинок — мрак и зелень леса, старые кости бабки, потемневшее от сырости дерево, тусклая луна. И сказка наполнится смыслом, обратится в прекрасную быль, настолько живую, что каждый в нее поверит. Даже тот, с волосатой грудью.

Да только где найти его, способного услышать и понять, поверить и оживить, если на пути встречаются одни только скептики да менеджеры среднего звена?

Лера мучилась, даже объявления писала, мол, ищу художника, откликались то психи, то по-деловому настроенные дельцы художественного промысла. Родной Леркиному сердцу человек по объявлению находиться не желал. Так что они остались с бабкой вдвоем — выть на луну, прогоняя ночь.

А теперь и бабка замолчала. Остался только теплый асфальт под ногами да невесомые прикосновения льна к разгоряченной коже. Лерка вышла на набережную, когда последние сумерки сменились плотной июльской ночью. Пахло остывающим жаром тротуаров, людской суетой и карамельными яблоками. Лера вдруг подумала, что никогда в жизни не пробовала этих ярмарочных яблок. Даже смешно. Но сворачивать в толпу и становиться в очередь ради маленького яблочка, вымазанного в расплавленном сахаре, не стала. Просто шла вдоль реки, глазела по сторонам, нет-нет, да бросая взгляд на Пушкинский мост, что красиво горбатился впереди.

В хмельной голове прояснялось, мысли становились медленными и спокойными, Лера начала прислушиваться к чужим разговорам, растворяясь в людском потоке — ночном, ленивом, гомонящем, когда запиликал телефон. Пришлось лезть в сумку, доставать его, гадая, кто же вспомнил вдруг о существовании одной неудачной сказочницы в такое время?

Мама, увлекшаяся в последнее время то ли йогой, то ли макраме? Брат, вплотную подошедший к должности ведущего юриста на целом этажа точно таких же юристов? Друзья, с которыми виделись на той неделе, шумно праздновали очередное тридцатилетие, уже обменялись фотками и теперь по графику не должны вспоминать друг о друге еще дней десять? Кто-нибудь, видящий ее голой какое-то время назад и возжелавший увидеть снова?

Нет.

Новостная подписка в Телеграме предлагала ей немудреные услуги. Лера хотела тут же отклонить запрос, но Пушкинский мост маячил совсем близко, а пройти мимо него означало признать, что все твои решительные шаги — пшик, и гроша ломанного не стоят. Так что новый канал телеграмма — не самый плохой вариант потянуть время.

«Никогда не знаешь где. — Первое сообщение не заставило себя ждать. — Огромный город полон загадок, странных совпадений и увлекательных дорог. В погоне за ежесекундным, так легко успустить по-настоящему важное. Нет ничего дороже воспоминаний, нет ничего приятнее встречи с новым и неизведанным. Нажми „Я согласен“, чтобы знакомое стало непознанным, а обыденное — вдохновляющим. Увлекательное путешествие ждет тебя прямо сейчас.»

Составитель определенно ничего не смыслил в информационных постах. Лера перечитала дважды, чтобы понять, о чем там собственно речь. За витиеватыми фразами скрывался очередной путеводитель по Москве — крафтовые кафешки, иммерсивные театры, арт-хаусные выставки и кино под открытым небом. Звучало избито, но заманчиво для тех, кому не с кем коротать ночь. Например, для Леры.

Она щелкнула по иконке согласия, телефон пискнул и выдал первую рекомендацию:

«Никогда не знаешь, где попробуешь самый вкусный чай на еловых шишках.»

Вот же ерунда! Даже любопытно было бы посмотреть на того психа, который писал эти тексты. Канал определенно ошибся с выбором копирайтера. Чай на еловых шишках! Это в одиннадцатом часу ночи, когда все бармены столицы уже устали разливать по шотам текилу, поджигать самбуку и бодяжить колой второсортный ром. Правда о таком чае Лера слышала впервые. Она огляделась. Над головами шумной толпы светилась яркая вывеска: «Самый лучший чай — чай на еловых шишках!»

Лера огибала людей, пробираясь к ларьку, а улыбка растягивалась все шире и шире. Еловые шишки, говорите? Ну, попробуем ваши шишки.

— Мне средний стаканчик с собой, пожалуйста! — попросила она девушку за кассой.

— Вам мед добавить? А клюкву? — зачастила та, так радостно, будто ждала Леру весь день. — Так кисленько будет, но сладенько. Хотите?

«Хочу!» — поняла Лера.

«Давай сюда свой чай, так и быть», — согласилась бабка.

— Сделайте на ваш вкус. — Лера старалась, чтобы голос звучал ровно, почему в носу вдруг опасно защекотало, она так и не поняла, но рыдать в ожидании чая на еловых шишках в ее планы не входило.

— Замечательно! Так и сделаю! — Девушка понимающе улыбнулась и отвернулась к огромному самовару, стоящему в углу ларька.

Сделала она замечательно. От души сделала. Горячий чай не обжигал, но согревал какие-то глубокие, очень важные, а потому давно забытые уголки в Лере. Казалось бы, какой чай, когда на улице ночью-то +25. Но Лера отхелбывала ароматное, густое варево, беззастенчиво сербала и шмыгала носом, чувствуя себя куда более счастливой чем последние года два.

Вот тебе и лучший чай. Вот тебе и аксиома, что счастье за деньги не купишь. Двести тридцать рублей все удовольствие. Она даже пожалела, что взяла средний стаканчик. Но все хорошо в меру, даже еловая мистерия — кисленькая, но сладенькая, все по правилам эталонного счастья.

Лера проверила, нет ли обратной связи с составителям канала, хотела накатать им благодарственное письмо, но не нашла, решила, что потом пробьет их в гугле и расстарается, ребята заслужили.

Уже сейчас можно было возвращаться домой. От горячего чая Лера окончательно протрезвела, и мысли, которые так легко было думать на хмельную голову, съежились, стали стыдными и нелепыми, как подростковые стихи. Просто нервы дали слабину, так бывает, так со всеми бывает. Не страшно. Главное, никому не рассказывать. О греховных ночах должны знать только двое. Двое и знали — Лера и пригретая чаем бабка в ее груди.