Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

Михаил Никитич в новом костюме, при галстуке (это в такую-то жарищу) по такому случаю сидит в первом ряду, весь в орденах, медалях и смущается от общего внимания.

— Прошу вас, пройдите на сцену. — приглашают его.

Поднимается Михаил Никитич, идёт. В зале оживление, аплодисменты. Все давно знают, что его будут провожать на пенсию. По этому случаю, кроме подарка от управления, сбросились мужики от себя, это по традиции. И ещё знают, что на берегу озера в берёзовой роще уже всё кипит, шипит и жарится. Даже привезённые столы уже готовы принять тридцать человек. Все ждут, чтобы скорее кончили эту бодягу, и всем расслабиться.

Но всё шло по порядку. Как всегда и цветы, и грамота, и напутствия: «нас не забывайте» «без вас пропадём», «на кого нас покидаете?» До того довели мужика, что он зашмыгал носом, и в глазах слёзы стоят. Шутка ли, сорок лет отдал сельскому хозяйству, кем только не работал. И вот окончилась его трудовая деятельность, и он должен распрощаться с товарищами по работе.

— А сейчас, — говорит начальник управления, — кто из товарищей по работе хочет что-то пожелать Михаилу Никитичу? Столько времени вы проработали вместе с ним. Прошу.

Встал председатель колхоза «Овцевод» Груздев. Идёт к трибуне. Постоял в почтительной задумчивости и начал:

— Я… (пауза, сглатывает подступивший ком к горлу) … простите! Волнуюсь!.. Я знаю Михаила Никитича ещё со времени освоения целины. Как сейчас помню, жили в палатах. Кругом неоглядная Кулундинская степь. Барашки пасутся у озера. Ковыли, жаворонок в небе захлёбывается от счастья. А он уже тогда был у нас бригадиром. Ну вот. Упрямый был и бестолковый. Ты не обижайся, Миша… дело прошлое… это я говорю тебе, любя.

Не надо распахивать солончаки, — ему говорят, — погубим землю. Зачем у озера целик нарушать? Где овцам пастись, да куда там! Как только задули ветра, как и поднялись пыльные бури.

Михаил Никитич перебивает:

— Постой, постой! А какая тогда линия партии и правительства была? Забыл? Поднять нашей бригадой три тысячи га, а совхозу, аж двенадцать тысяч. Забыл, как тогда ночами пахали?

— Зато теперь там земля потрескалась да соль выступила, жаворонка не услышишь. Деревня нас до сих пор проклинает.

— Зато мы страну хлебом накормили. А если бы не подняли целину? Да про нас песни слагали, это мы в степи посёлки построили. Радио, свет, культуру принесли в эту глушь. А ты… дался тебе этот жаворонок. Ну, высохло одно озеро, ну и что?

— Если бы только одно. Да разве я тебя одного виню, дорогой ты мой. Хотя и ты вреда принёс немало через эту линию партии. Что мы детям и внукам оставили? Взяли два года урожай, а помнишь, сколько зерна пропало? Ни дорог, ни элеваторов, так бурты зерна в степи и сгноили.

И пошло-поехало. Зал подхватил, спорят, что дала целина.

— Стойте, — кричит управляющий. — Да вы что делаете? Мы же ветерана чествуем. Вы что, совсем спятили?

Спохватился Груздев.

— Ты уж извини, Михаил Никитич. За всё охота кому ни будь башку свернуть. В общем, поздравляю. Мы тут с ребятами купили тебе ковёр, — вносят ковёр, разворачивают, показывают. — А вот этот самовар тебе, чтобы чай на ковре пил и нас вспоминал.

Все зааплодировали. Груздев впился губами в щёку юбиляра. Тот при этом как рыба открыл рот, изображая ответный скупой мужской поцелуй. Разошлись под аплодисменты.

— Кто ещё желает поздравить?

Вышел директор совхоза «Большевик» Хомутов. Ухватился руками за края трибуны, глаза в потолок, губы трубочкой.

— С Михаилом Никитичем нас свела судьба, когда он был зав. сельхозотдела райкома партии. Помните годы, когда ограничивали содержание скота? Столько у нас в селе у населения было овец и свиней, коров и вдруг хрущёвский указ — сдать лишний скот! А Михаил Никитич всегда был на переднем крае, как он агитировал! «Зачем вам лишние овцы и свиньи, эта несчастная коровёнка, сдайте в совхоз. Надо баранины или молока — купите. Всего будет навалом. Партия учит, что через пятнадцать лет будет построен коммунизм. А вы цепляетесь за личное подворье».

Народ тёмный, не понимает: «Нет! Моё, есть моё. Не желаем!» Стреляли даже в нас, и мы однажды от Титовки до райцентра ночью пёхом бежали. Весёлое время было. С милицией ездили и забирали овечку да коровёнку. Правда, потом этот скот везде стал дохнуть, кормов-то для них не запасли. Тут зима, а их и держать негде. Мясокомбинаты не успевали перерабатывать…

— Зато наш район первый рапортовал, — не удержался юбиляр — и о нас писали в газетах, даже Москва по радио о нас сообщала.

— Похвалили! Ну, ты и даёшь. И Ельцин Чубайса с активистами награждал за приватизацию с ваучерами, а по сути их за это надо было вешать за мошонку.

В зале опять буза. С места кричат, директор совхоза Орлов:

— А вспомни, Михаил Никитич, как ты помогал уничтожать птицу? Помнишь? Была у нас в совхозе хорошая гусеферма. Уничтожить! Отраслевое направление. Занимайтесь овцами.

— Ты же гусей смог сохранить, — стал оправдываться юбиляр.

— Сумел, а как? Держали, а в отчёте не показывали. Прятали, хотя райком и знал. И смех, и грех. Как какая комиссия приедет, звонят: «Петрович, надо пару гусей гостей угостить». Я говорю: «У нас по отчёту их нет, по вашему глупому указу извели».

Юбиляр Михаил Никитич со сцены стал доказывать:

— Что вы на меня все навалились? Я что ль виноват? Линия такая была, сейчас её осудили. В чём я виноват, так это в том, что под кукурузу полрайона отвели. Сеяли где надо и не надо.

Попросил слово председатель колхоза «Коммунар» Минаков. Начал театрально, с надрывом:

— Михаил Никитич! В этот торжественный день позволь от души поздравить тебя с этой датой. Никого не слушай. Ты прошёл славный путь. То, что сейчас кричали здесь, это всё конечно было. Твоей вины нет, хотя и ты мог большую пользу району сделать, если бы поддерживал нас. Мужик ты совестливый, а если бы ещё не лез в политику, то цены б тебе не было.

Вспомни, как громили неперспективные деревни. Разогнали. Распахали. Народ разъехался кто куда. Из кормильцев в городе превратились в едаков. Село обезлюдело. Школы не укомплектованы, больницы закрывают, народ разбегается. К чему пришли?

Тут опять вскочил начальник управления и заорал:

— Вы что, все с ума посходили? Когда шло совещание, все молчали, а как только поздравлять человека, так из вас и полезло.

— Я-то что, — оправдывается Минаков, — я говорю, что поздравляю. Наломали дров, а нам расхлёбывать. Колхозы разгоняют, фермерам дорогу, а в итоге и те, и другие без штанов.

Наконец с ответным словом выступил сам юбиляр:

— Дорогие друзья! Тронут до глубины души. Хочу сказать…

Долго говорил Михаил Никитович, а закончил так:

— Хорошо вам сейчас критиковать: и то не так, и это не так. Знаете, что демократия и можно что угодно городить, а тогда? Чуть хвост поднял — и нет партбилета, а значит, и нет работы. Вот и верили в излишки скота и неперспективные деревни. А сейчас? Сейчас лучше? Вы что, слепые или ваша хата с краю? Деревню под корень изводят — цены на ГСМ и электроэнергию душат, баранину не сбыть, шерсть никому не нужна. И при этом чиновники тянут Россию в ВТО, но вступать туда с разваленным сельским хозяйством, будет похуже, чем чудачества Хрущёва.