Антон Евтушенко - Симптом страха

Только сейчас до Нэнси дошло, что она находится на капитанском мостике дома-парохода. Внутри «рубка» казалась куда как меньше, чем снаружи. Возможно, всему виной были шкафы, скрадывавшие половину полезного объёма.

— А почему не все? — прервал осмотр и вместе с тем течение Нэнсиных мыслей Сава. Он безразлично взглянул на заготовки, разложенные на верстаке аккуратными рядками, и снова рассчитал по парам их количество. — Не все! — подтвердил он подозрение и движения его стали короткими и злыми.

— У меня закончились деньги, — честно сказала Нэнси. — Дайте мне то, что заработала.

— А со вторым заказом ты добьёшь остатки первого? — предложил свой вариант развития событий торговец, но Нэнси отрицательно покачала головой.

— Нет, не выйдет.

— Так дела не делают. — Его глаза нетерпеливо заблестели. — У нас был уговор…

— Уговора не было, — перебила Нэнси. — Я попробовала, мне не понравилось. Просто расплатитесь за работу.

— Работа плохо сделана, — цокнул языком Сава, высматривая роспись. — Не полностью. Не к сроку.

— Работа сделана достойно, — возразила Нэнси, — а оставшийся фаянс я завезу на рынок в ближайший выходной.

— Я поражаюсь нашей молодёжи. Чего они себе думают? — произнёс старик, довольствуясь всё это время наблюдением со стороны. И сам себе ответил: — Наверно, что они самые честные!

Он глянул на Нэнси с хитрым прищуром и в очередной раз мерзко харкнул носом. От невыносимости этого звука и этого постулата её передёрнуло.

— Если вы мне не верите, можете вычесть необходимую сумму. Мне эти заготовки всё равно не нужны.

— Много понимаете себе… — Старик оттянул душившее его кашне, чтобы лучше было изрыгать накопленное раздражение. — Труд, который приложили, чтобы эти заготовки произвести на свет, для вас уже ничего не значит?

— Помнится, Савелий Витольдович, — усмехнулась Нэнси и скосила глаза на Саву, — назвал этот фаянс утильным.

— Вот! — кивнул старик и переменился в лице, направляя своё нервическое возбуждение на Саву. — А ещё говорят, что Фалик Шпигель — еврей. Гоев, сука, невпротык, а плюнь в любого — и он тебе такой шалом отвесит…

— Так ты и есть еврей, — напомнил Сава.

— Я еврей по папе, а ты — по жизни.

— Да! Наши ряды жидеют… а ваши жиды редеют, — Сава сморщил лицо в улыбке, отчего тяжёлая оправа съехала на культяпку его оспинного носа.

— Нитратный ты мужик, — вздохнул Фалик. — Всё бы обшустрить, обхитрить, обвести вокруг пальца, любого — чужака, своего, не всё ли, в самом деле, однохерственно, да? — Шпигель расчесал пальцами зудящий от кусающейся шерсти подбородок и снова занырнул в мохеровые букли. — Эту керамику тебе в прошлом году отгрузили с завода по фиктивным актам на бой. Я помню, Савушка, ты бегал с оформлением ко мне, чтобы я через бухгалтерию провёл. Я помню — ты забыл! За помощь хотя бы зупырь поставил? Какое там? Спасибо не услышал. Удобно ты обштопал старика, ничего не скажешь. Ведь если что, это я огребу дюлей. Правильно: опсосник к Саве не пойдёт, опсосник к Шпигелю заявится и со Шпигеля же спросит.

— Ты неврубант, Фалик? — Сава поправил очки и нервно забарабанил пальцами по верстаку. — Операм нет дела до наших мутных схем. Мы для них слишком мелкие рыбёшки.

— Харэ трындеть, — зашипел старик и двинулся на Саву.

Тот неопределённо заморгал, чем вызвал свежую порцию гнева старика.

— Чего разул зыркалки? Говорю, рот свой запахни — не для её ушей эти разговоры.

Фалик многозначительно покосился на Нэнси.

— Ты ещё здесь? — фальшиво удивился Сава и сделал неопределённый жест ладонью в сторону двери. — А ну иди двойки исправляй!

— Не смейте говорить мне «ты»! — закричала срывающимся голосом Нэнси. — И не смейте говорить в подобном тоне! Никто вам такого права не давал!

— Ладно, — насупился Сава и одарил Нэнси улыбкой печального идиота. — Не шуми… те. Вы!

— Заплати девочке, — приказал старик, — и отправляй её на все четыре стороны.

— Как это «заплати»? — изумился Сава. — Чем, Фалик? Может, ты мне скажешь?

— Вот те раз!

— Вот те два! — передразнил Сава. — Ты мне зупырь тут припоминаешь, а я припомню тебе яловую кожу, четыре квадратных метра. Ты заплатил мне только половину. Я помню — ты забыл!

— Всё я помню, — скривился старик и снова харкнул носом. — Это была не юфть, а бахтарма, причём сильно загрязнённая. Твой галантерейщик обманул тебя, втюхал мездру вместо кожи. А может это ты хотел надуть меня — не знаю. Я заплатил ту цену, которую смог дать за эту шкуру. Я потерял бы уважение к себе, если дал бы больше!

— А переплётный картон, который я нашёл тебе по цене ниже оптовой? — не сдавался Сава. — Тоже скажешь, что не такой?

— Изволь — скажу! Это был не переплётный картон, а пивной. Две большие разницы! Заметь, с тех самых пор я к тебе за материалом не обращаюсь, потому что ты не посредник, ты фокусник: сделаешь фокус и испаришься.

— А-аа, — безнадёжно махнул рукой Сава. — Всё равно, ты мне торчишь.

— Ты что-то путаешь, казачок, — осклабился старик. — С какого перепугу?

— С такого перепугу, — снова передразнился Сава. — Вот Боря твой машину брал до субботы, а сегодня понедельник. Мне в выходные пришлось проситься на багажник к Дмитрычу. В контрейлере товара — одни очистки. Оба дня торговля ни о чём. Так, по мелочи шмурдяк.

— У тебя всегда по мелочи. Не помню ни разу, чтобы был аншлаг.

— Тебе откуда знать? Борька доносил, что ли?

— Ну, ну, — нетерпеливо перебил Фалик. — Не надо так много парле! Короче!

— Короче, пусть Борис возвращает машину и платит неустойку. Не в первый раз уже твой внучатый племянничек падлячит мне.

— Ну, это ваши с Борисом дела. Зачем меня в них посвящать?

— Э-ээ нет, не скажи, старик, — Сава хлопнул ладонью по стойке и напряжённо рассмеялся. — Я же не дурак, всё понимаю, по чьей указке мальчишка исполняет. И зачем колёса вам — тоже знаю, какие вы вопросики с их помощью обкашливаете. Короче, — сказал он с вызовом, — Борькин долг — твой долг. Вот ты и заплати девчонке.

— Чужих долгов не держу, — спокойно возразил Фалик и скрутил на груди крендель из переплетённых рук.

— А мне что делать? — Нэнси улучила момент и вклинилась в перебранку двух маклаков. По её телу расползался неприятный холодок. — Я квартируюсь у незнакомого человека, у меня нет денег ни на еду, ни на обратный билет домой. Что мне делать?

— Бери второй заказ, — великодушно предложил Сава, но Нэнси окинула его таким презрением, что мужчина вздохнул, потянулся во внутренний карман кожанки и демонстративно вытряс на верстак содержимое бумажника: несколько пятаков и двушек, пару мятых десяток и пятисотенную.

— На — бери. Остальное после выходных.

— Я не возьму. Зачем вы меня унижаете этим?