Гузель Яхина - Мотылек

Шагал долго. Скоро ноги перестали подрагивать от страха перед таинственной конницей. Проход был, как и раньше, высок и широк. Мотыльку даже показалось, что он ведет немного вверх. Вдруг что-то заставило его остановиться. Замер, ощущая какое-то непонятное изменение вокруг. Понял — в узком коридоре стало будто больше воздуха. Стал ощупывать земляные стены и пол. А пола не было — он стоял на самом краю обрыва. От неожиданности выпустил из рук фонарик — тот беззвучно канул в провал. Звука падения мальчик не услышал. Сел на землю, постарался унять дрожь в ногах. Стал изучать стены: может, есть какой-то уступ, тропинка, ведущая по кромке стены? Не было тропинки, не было уступа.

Куда же делись всадники? На всем пути от места встречи с ними и до провала не было боковых ходов — Мотылек это точно знал. Значит, уйти другой дорогой они не могли. Неужели канули в пропасть? Но у них яркие факелы, они бы увидели провал. Значит, это просто глубокая расщелина, и недалеко впереди — ее второй берег. Всадники перескочили расщелину на конях. Жаль, что фонарик пропал! Мотылек мог бы бросить его вперед и проверить свою догадку. Пополз обратно в поисках комка земли или камня. Как назло, стены были твердые и гладкие — не нашлось ничего подходящего. Отползать далеко назад не хотелось. И мальчик решил прыгнуть сам. Он еще раз нащупал место, где земля уходила отвесно вниз. Отмерил от него десять больших шагов. Встал, приготовился. Распахнул пошире глаза, сжал кулаки. Разбежался, считая про себя шаги. Последний пришелся на самую кромку, голая ступня уперлась в ребро обрыва. Оттолкнулся, взлетел в темноту. Показалось, что летел долго, — пока твердая земля не ударила в грудь. Вцепился в нее руками, ногтями, ногами — по отвесной поверхности пауком взобрался на противоположный берег провала. Отдышался. Непослушными руками изучил стены и пол вокруг. Подземный коридор продолжался. Решил ползти на коленях, чтобы не свалиться в другой провал, если он встретится на пути. Одновременно ползти на коленях и изучать стены в поисках боковых ходов было очень долго и утомительно — решил просто ползти, не касаясь стен. Наверное, наверху уже наступил следующий день. А возможно, и следующая ночь. Время замерло.

Ладонью попал на что-то твердое и острое. Мальчик вскрикнул и прижал запястье ко рту, останавливая сочащуюся кровь. Камень? Или корень? Второй рукой осторожно ощупал предмет — что-то длинное и острое, скорее всего, палка. Неужели он приближается к выходу из подземелья? Палки стали попадаться чаще. При каждом шаге мальчик осторожно ощупывал носком ноги землю перед тем, как поставить ступню. Скоро стали попадаться камни: большие, круглые, как на подбор. Они не были холодными, скорее, просто прохладными. Мотылек уже отчетливо чувствовал уклон пола вверх. Хотелось бежать вперед опрометью, чтобы скорее выбраться из подземелья, но он себя останавливал: можно поранить ногу о камень или палку.

Уклон с каждой минутой становился явственнее, твердых предметов под ногами — все больше. Мальчик уже упирался руками в колени, взбираясь по крутому склону. Порой он расчищал место для шага, ногами расшвыривая мешавшие камни и палки — они со стуком катились вниз. Но скоро их стало так много, что пришлось шагать прямо по ним, осторожно нащупывая удобные площадки, а потом карабкаться. Казалось, он взбирается на огромную гору, усыпанную крупными голышами и хворостом. Пару раз он отдыхал, ложился лицом на камни, вдыхал их запах — они ничем не пахли. Склон стал таким крутым, что можно было сорваться. Несколько раз нога ступала на неверный камень, который под тяжестью мальчика срывался вниз. Поэтому он был очень осторожен и намертво вцеплялся руками в выбранные камни. Внимательно огибал нащупанные торчащие палки — они грозили распороть одежду, а то и ногу.

Вдруг где-то очень высоко впереди мелькнул слабый свет. Мотылек с утроенной силой стал работать руками и ногами, карабкаясь к выходу. Ища ногой место для следующего шага, опустил взгляд вниз. И похолодел: в слабом, брезжившем сверху свете он увидел, что ползет по огромной горе из черепов и костей, оставляя на них красный след от кровоточащей ладони. Захотелось оттолкнуться от горы что есть сил — пусть упасть, пусть полететь обратно в черный коридор подземелья, лишь бы не цепляться больше за это . Но не смог — пальцы держали крепко. Мотылек закричал в ужасе и взметнулся вверх по склону. Через пару секунд был на вершине горы. Различил трубу кирпичного колодца и толстые железные скобы, лестницей уходящие вверх, к круглому отверстию, закрытому крышкой. Через круглую щель и сочились кольцом солнечные лучи. Мальчик схватился руками за влажные скобы и полез к выходу. Крышка люка оказалась незапертой — выдавил ее лбом и выполз на белый свет.

Первое, что он увидел наверху, — башня, сложенная из белоснежного кирпича. Он даже не предполагал, что бывает какой-то еще кирпич, кроме красного. Белые ярусы летели в ультрамариновое небо, к золотому солнцу. Белое на синем. Небывалая красота…

— Товарищи, ребенок в люке!

— Милиция! Милиция! Да что же это такое — в Кремле милиции не дозовешься!

— Врача! Посмотрите — он ранен. Медики есть?

— Надо же — средь бела дня, в самом центре Казани…

— Мальчик, ты цел? Как тебя зовут?

— Малыш, ты откуда взялся?

— Мама твоя где?..

Мотылек сидел на асфальте и смотрел на белую башню. Его теребили, задавали вопросы, суетились вокруг — словом, мешали любоваться. Он старался их не замечать, — все смотрел на белоснежную красоту и не мог насмотреться. На вопросы не отвечал — решил притвориться немым. Немых ни о чем не расспрашивают, не пристают с разговорами, от них ничего не ждут — просто определяют в специальный интернат, кормят, одевают и учат разговаривать руками. Об этом Роман Романыч на уроке рассказывал.

* * *

Мотылек не будет говорить три года. Их он проведет в интернате для глухонемых детей в Казани. После будут детский дом в Куйбышеве, общежитие в Астрахани. Ташкент, Мариуполь, Ленинград. Потом Сургут, Ангарск, Оренбург. Через двадцать один год после побега Мотылек вернется на Остров разнорабочим — восстанавливать разрушенные временем храмы.