Рудольф Слобода - Разум

Лежит он в одних трусах, развалившись на кровати; время от времени подергивает мышцами. Приходит новый отдыхающий, манеры которого совершенно иные, чем хотел бы видеть у своего соседа Яно. Проявляется это хотя бы так: когда Яно начинает о чем-то говорить, сожитель прерывает его тем, что уходит в ванную и пускает там воду.

Казалось бы, вот-вот он должен вернуться, но по звукам он вроде бы влез в ванну и купается. Яно входит в ванную комнату — новичок держит руку на кране и регулирует воду. Яно, уже ни о чем не спрашивая, одевается и идет на прогулку.

Он восторгается деревьями и кустами, водяными птицами на реке и скамейками, которые крепко вбетонированы в землю, но при этом красивы. Он встречает пары супружеские, пары любовные, пары, которые совсем не пары, пары, которые беседуют, пары, которые ссорятся. Встречает он и группки девушек, группки девушек и женщин немолодых, группки старушек и тинейджерок [27] Девочки-подростки (от англ. ). , группки детей и родителей с дядями и тетями. Встречает он и одиноких мужчин, и прекрасных, замечательных, высоких, низких, красивых, шармантных, покинутых дам, женщин и старушек. Женщины в джемперах и вечерних платьях. Одни иностранки в спортивных костюмах, другие с большими декольте, а прочие в очках, с сумками, в платках, повязанных на голове поварским чепцом, в платках на шее, в платках, традиционно накинутых, — женщин много. Встречает он и «рассерженных» молодых людей, явно пьяных аборигенов. Встречает и нескольких курортных служащих, садовников и их мастера, подметальщика и его помощника, сотрудника ОБ в чине старшего сержанта и его коллегу-старшину, встречает сестричку, что идет, пересекая площадь, в аптеку, мужчину, который смотрит ей вслед и, споткнувшись, чуть не падает, встречает другого мужчину, который смеется над этим споткнувшимся, и встречает очень высокого, смешного, занятного человека, длинного, как Плахта [28] Плахта Индржих (1899—1951) — известный чешский киноактер. , уж это наверняка какая-нибудь персона из мира искусства.

Яно Грс входит в кондитерскую, съедает пирожное, выпивает кофе и коньяку с содовой, платит, моет руки в туалете и выходит в ночь — городок снова несколько иной.

Наш герой идет спать. Постель сожителя расстелена, но его нет.

Будь у нас время, мы могли бы понаблюдать, как Яно Грс и его сосед в первый раз серьезно беседуют: это могло случиться, например, в первую ночь, когда коллега возвращается с телевизора, что на первом этаже, — он смотрел детектив, или, захоти, мы могли бы послушать их разговор — за кадром — утром перед завтраком. Но можем на время и отложить более близкое их знакомство.

Мы видим нашего героя, как он вместе с другими отдыхающими ждет распоряжения, которое позволит им наконец занять место за столами. Сотрапезники уже перезнакомились. Чтобы стол был типичным, посадим за него такие фигуры: первым сидит Яно, рядом с ним Феро Фрущак, железнодорожник из Восточной Словакии, возле Фрущака учительница в трауре и последняя компаньонка по столу — женщина лет под тридцать, жена лесоруба, остроумная и болтливая, не крупная, но сильная, сексуальная или даже нет, в зависимости от того, как влияет на ее неврастению атмосферное давление.

Эти женщины нашим мужчинам, Грсу и Фрущаку, не нравятся. Грустная учительница — в трауре, та вторая, лесорубша, — опасна, часто хвалится, что и побить ловка. На своего лесоруба, дескать, всегда находит управу.

Фрущак ест мало. Постепенно мы узнаем, что он не дурак выпить и что отдых не очень интересует его, так как у него не густо с деньгами и приходится жаться.

Грс представляется женщинам как железнодорожный инженер. В качестве доказательства ему достаточно перечислить станции от Праги до Брно или от Братиславы до Богумина. Лесорубша чувствует себя в этом обществе хорошо, а учительница — не очень, так как хотела сидеть с одной пожилой женщиной, своей односельчанкой, которая добровольно взялась приглядывать за ней на отдыхе, чтобы дома во всем отчитаться перед ее мужем, усатым директором средней школы.

Отдыхающие стоят перед отелем, выжидают. Играет музыка, ответственность за которую несет культорг. Кто курит, кто знакомится. Разгоряченные жены непристойно заглядываются из-за мужниных спин на иных молодых людей — вид у всех отличный, здоровый, отдохнувший, заурядный. Здесь нет ни горбатых, ни одноногих, нет никого с ампутированными пальцами, это все люди, которые работают, а сейчас отдыхают, но отдых как-то у них не загаживается. Здесь нет интеллектуалов, которые могли бы что-то покритиковать, принизить или сравнить со своими фантазиями, нет здесь и бузотеров, которым все равно, здесь они или дома, где одним махом могли бы сломать елочку или выкинуть какой-нибудь другой фортель. Все смиряются с тем, что они здесь на отдыхе.

Яно объясняет своей соседке по столу, с которой сейчас стоит на лестнице, той самой грустной учительнице, что не любит, когда кто-то похваляется званием, и потому просит ее в разговоре не называть его паном инженером. Он-де не привык к этому: работает среди одних инженеров и все они называют друг друга по имени. И с ней, право, он с удовольствием общался бы на том же уровне, но это потребовало бы перехода на «ты». Учительница слушает вполуха и вздыхает с облегчением, когда наконец появляется ее старушка. Она берет старушку под руку, и они обе уходят.

Яно отправляется на прогулку. До его ушей долетают обрывки разговоров. Он встречает своего сожителя, разговаривающего с какой-то особой по-немецки. По истечении некоторого времени Яно вынужден повернуть обратно, ибо просторы парка, как и всего курорта в целом, не бесконечны, у них свои границы. В этом месте границу создает река.

На берегу реки стоит барышня, смотрит на деревья по другую сторону и размышляет, что ей делать. Яно улыбается и говорит:

— Когда я сюда приехал, мне все казалось бо́льших размеров.

Девушка тоже улыбается и говорит:

— Естественно.

Яно не спешит завязывать знакомства и, убедившись, что барышня не собирается перепрыгивать реку, медленно, заложив руки за спину, поворачивает назад в парк, рассчитывая, что она пойдет назад той же дорогой. Барышня именно так и поступает. Но идет медленно, изучает Яно сзади. Яно вдруг останавливается и говорит:

— Великолепный парк, в самом деле, уникальный, видно, что за ним ухаживают.

Барышня улыбается. Обрывает травку, говорит:

— Естественно. Я люблю парки.

С этой минуты Яно шагает рядом с ней. Ему не хочется, чтобы остальные отдыхающие подумали, что они с барышней до сих пор вообще не были знакомы. Поэтому он говорит:

— Еда в самом деле стала хуже. — Но когда они оказываются вне пределов слышимости, Яно добавляет: — Это все говорят.