Кэролин Браун - Время сестер

Харпер отодвинула стул и понесла свой стакан с чаем на кухню.

– Если ты не возражаешь, дядя Сед, я пойду к себе немножко вздремнуть, – произнесла она, и в конце ее голос дрогнул.

– Ну конечно. Спи, сколько захочешь, – сказал Сед. – Не ставь будильник. Если вовремя не проснешься, Тауни мне поможет. У нас все равно не будет много народу на ужин, ведь все уже выселились.

– Спасибо, – сказала Харпер и убежала, но Тауни увидела, как по пути в свой коттедж она вытирает на бегу слезы.

Прибравшись тем вечером в кафе, Сед отправился в сторону своей крохотной квартирки в задней части магазина. Он налил себе стакан бузинного вина из последней бутылки, которую они с Энни изготовили в прошлом году, и потом вставил в проигрыватель диск с первым сезоном «Золотых девочек». Он сел в кресло, взял пульт и положил руку на подлокотник такого же кресла, стоявшего рядом с ним.

– Сегодня был хороший денек, Энни. После обеденного столпотворения не осталось ни капли заправки и всего только один кусок тыквенного пирога. Я принес его домой и поставил в холодильник. Подкреплюсь им перед сном, как это сделала бы ты. Сегодня вечером я смотрю на Бланш, ведь она так напоминает мне тебя. Такая же дерзкая и пылкая, но по красоте она тебе и в подметки не годится. Поэтому не надо ревновать. Сегодня девочки уже не так сильно ненавидели друг дружку. Заставлять их вести себя уважительно – тот еще сизифов труд! Но, кажется, мы делаем успехи.

Он нажал кнопку на пульте и ухмыльнулся над перебранкой Дороти и Софии.

– Дети и их мамы. Интересно, что же такое могло случиться тем летом, что Рета так обозлилась. Держу пари, Харпер вернулась домой и сказала ей, что хотела бы жить с тобой. – Ты не согласна? – сказал он, похлопав по подлокотнику кресла. – На мой взгляд, еще не так много воды утекло, и все еще можно исправить. Харпер и Уайатт разговаривают друг с другом. Я думаю, что между ними снова вспыхнула искра. Из них получится хорошая пара, как тебе кажется? Знаю, знаю… Я не должен запрягать телегу впереди лошади, но ведь они красивая пара, и ты это прекрасно знаешь. Как бы мне хотелось, чтобы ты по-настоящему сидела в этом кресле. Боже, я так по тебе скучаю.

Он убавил громкость и посмотрел на потолок.

– Я слышу тебя четко и ясно. Обещаю, что не буду вмешиваться, по крайней мере, не слишком явно. Иногда людей нужно слегка подтолкнуть. Но я не буду давить, обещаю. Как бы то ни было, это хорошо, что они все снова здесь, в родном доме. Бедные малышки. Одна никогда не получала никакой поддержки от отца, а две другие постоянно были на ножах с матерью. Но я все исправлю, чтобы ты могла покоиться с миром, Энни, я обещаю.

В половине десятого он поднялся с кресла и, кряхтя, разогнул спину, а затем достал пирог из мини-холодильника, хотя он никогда его так не называл.

– Один кусочек мне и один тебе, – сказал он, возвращаясь в кресло.

Ровно в десять он пошел в ванную, принял душ, а потом лег в постель на бок, поджав под себя ноги, и прижал к груди подушку.

– Спокойной ночи, Энни. Не отходи слишком далеко от тех ворот, родная. Скоро и я приду к тебе туда наверх, и мне хочется, чтобы твое личико было первым, что я увижу. Как же славно будет оказаться в таком месте, где моя кожа не черная, а твоя не белая. Мы будем одинаковыми.

Воспоминания вернули его к тому времени, когда он, Энни и Шеймас были совсем еще детьми и ходили на реку с удочками. В те времена у родителей Шеймаса была хлопковая ферма. Мама и папа Энни заправляли маленьким продуктовым магазином. Отец Седа был местным мастером на все руки, а мама работала школьным поваром. Потом все в округе перекопали и вырыли озеро, заполнив его водой, и отец Энни нанял родителей Седа на полный рабочий день.

Оглядываясь назад, он понимал, что влюбился в Джоанну – или Энни, как все уже тогда ее называли, – когда они еще даже не пошли в школу. Но в те дни чернокожего могли вздернуть только за то, что он взглянул на такую светлокожую блондинку, как Энни. Так они и играли все вместе, а после окончания школы она вышла замуж за Шеймаса. А Сед отправился прямиком в армию.

Шеймас Клэнси был его другом до самого последнего дня своей жизни. Его уход стал для Седа невосполнимой утратой.

Однако Седекия Уильямсон никогда не переставал любить Энни.

Телефон прозвенел пять раз и замолк, а потом прозвонил еще пять раз, пока Сед наконец не схватил его со стены и ворчливым тоном произнес: «Алло?»

– Добрый день, Сед. Это миссис Джонсон из школы Франкстон. Могу ли я поговорить с Даной?

– Она занята в магазине. Чем я могу вам помочь? Забронировать вам на воскресенье? – спросил Сед.

– Нет-нет, сэр. Мне нужно поговорить с Даной насчет Брук, – ответила она.

– Она заболела?

– Я просто хотела бы поговорить с ее матерью, если позволите, – сказала миссис Джонсон.

– Она жива?

– Да, жива.

– Мы прибудем через десять минут. – Сед нажал на рычаг и набрал Флору в прачечной: – Сходи в магазин и скажи Дане, чтобы через две минуты она встретила меня у входа. Нам нужно съездить в школу, поэтому я попрошу тебя присмотреть за магазином, пока нас нет.

– Будет сделано, – сказала Флора.

Когда он подошел, Дана уже стояла перед магазином. Выражение ее лица говорило о том, что она была так же обеспокоена, как и он. Сед обещал Энни, что будет заботиться о сестрах так долго, сколько сможет. Это подразумевало, что он будет заботиться о каждой из них.

– Что случилось? С Брук все в порядке? Она ранена? Она попала в какую-то беду? Она никогда в жизни не ввязывалась ни в какие неприятности в школе, – сказала Дана, забираясь в старенький двадцатилетний пикап Седа.

– Миссис Джонсон не стала мне говорить, но я не хочу, чтобы ты ехала туда одна, – сказал он.

– Спасибо, – прошептала Дана.

Он добрался туда за восемь минут и приехал бы еще раньше, если бы не медлительная старушка, которая встала перед ним и долго копошилась, считая, что излишняя спешка только вредит. Сед то ругался, то молился, пытаясь припарковать свой пикап.

Он обогнал Дану и практически побежал по коридору в офис. Даже не постучав в дверь кабинета директора, он ворвался внутрь и вздохнул с облегчением, увидев, что Брук сидит в кресле и на ней нет ни единой царапинки. Он положил руки на стол и посмотрел миссис Джонсон прямо в глаза.

– Что все это значит?

Дана остановилась и обняла дочь за плечи.

– Брук, что случилось?

– Я не употребляю, не покупаю и не продаю наркотики, – сказала Брук, поджав губы. – Но никто мне не верит, потому что я новенькая, и они меня не знают.

Сед резко обернулся и кивнул с серьезным видом.

– Я верю тебе, дитя мое.

В следующую же секунду он перевел взгляд на директора.