Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

– Турбулентность! – кричит кто-то, и Джейн на секунду рада тому, что страх овладел не только ею. Если бы эта тряска, качка и помутнение были только внутри ее тела, это означало бы, что случилось что-то непоправимое.

Утром Эдвард сделал вид, что собирается в школу. Он позавтракал с дядей и тетей. Воспользовался ванной на втором этаже, чтобы проверить, спал ли Джон в детской. Простыни были смяты, а на прикроватной тумбочке лежал толстый роман Луиса Ламура «Последний из рода». Эдвард вздохнул, глядя на эту сцену, и на мгновение кровать, письма и озеро за прозрачным окном показались ему одинаковыми, как ряд книг на полке. Почему что-то из этого должно было делать его счастливым или, наоборот, несчастным? Кровати застилают для сна. Письма предназначены для чтения. Я либо познаю дзен, либо схожу с ума.

Эдвард, как обычно, ждал Шай на тротуаре. Он помахал ее матери, а затем они с подругой вместе пошли по улице. Шай почти не говорила с ним, выдерживая строгую мину, но он знал, что она прикроет его.

– Спасибо, – сказал он, когда они дошли до угла.

– Ясное дело, ты покажешь мне все, что прочитаешь.

– Ясное дело.

Он дождался, пока Шай пересечет два перекрестка, а затем нырнул в лес, граничащий с задним двором их дома. Эдвард знал, что дядя и тетя в этот момент как раз уходят, и поэтому планировал вернуться незамеченным.

«Когда тебя еще совсем ребенком привозили к нам, – однажды сказала Лейси, – вы с Джорданом играли в лесу. Тебе очень нравилось, потому что раньше ты никогда не бывал в таком месте».

Пробираясь через корни деревьев, Эдвард пытался представить себя и Джордана мальчишками, бегающими кругами вокруг стволов. Джордан бежал впереди; Эдди, смеясь, следовал за ним. Мальчики разглядывали жука, который возился в грязи, а потом находили две большие палки и представляли, что это мечи.

Эдвард остановился, когда дошел до живой изгороди, упирающейся в гараж. Он увидел перед собой этих мальчиков. И почувствовал, что его воображение, возможно подпитываемое содержанием писем, в последнее время столкнулось с реальностью. В своих мечтах он часто видел Гэри, его светлую бороду с проседью, как он делает заметки на палубе своего исследовательского катера. Несколько дней назад в спортзале Эдварду показалось, что он видит в зеркале, как Бенджамин Стиллман поднимает тяжести. Солдат был одет в ту же форму, что и в самолете. Он мертвой хваткой цеплялся за штангу и выглядел таким настоящим, что Эдвард чуть не выронил гантель, которую держал в руках. Он резко обернулся, а миссис Тухейн рявкнула:

– Адлер, будь внимателен!

Но, конечно, там никого не было.

Эдвард наблюдал за Джорданом, которому на вид около девяти лет. Это был мальчик, спрыгнувший с крыши машины, чтобы произвести впечатление на Шай. Его черные волосы, всегда неукротимые, торчали в разные стороны. Эдвард без труда вспоминал черты лица брата, даже когда образы родителей мерцали, исчезая из фокуса. Он не знал, почему образ Джордана оставался совершенно отчетливым, в то время как образы родителей размылись, но, возможно, это потому, что он всегда считал своего брата частью себя. Они были неразрывны даже сейчас. Эдвард улыбался, потому что его брат улыбался.

Что я могу для тебя сделать?

Странно, что Эдвард не подумал об этом раньше, что ему для осознания этой возможности потребовалась целая лавина писем от незнакомцев. Лейси поцеловала его в щеку от имени своей сестры, а это значит, Эдвард мог сделать что-нибудь от имени своего брата. Он мог оглянуться – и сделать это, например, сегодня – и спросить себя: как бы повел себя Джордан, будь он здесь?

Эдвард не знал, с чего начать, но он снова был голоден и поэтому решил начать с еды. Он протиснулся через изгородь и проверил машины Джона и Лейси – их не было, дядя и тетя разъехались по работам. Он может есть то, что съел бы его брат. Эдвард перенес из кухни в гараж морковные палочки, маленькую баночку яблочного пюре и сэндвич с хумусом – то, что Джордан ел в самолете.

Когда он открыл дверь в гараж, на него обрушился грозный девичий голос:

– Ты что, не принес мне еды? Так грубо.

Шай сидела, скрестив ноги, на цементном полу, рядом с сумками.

– Не сердись, – успокоила она. – У нас не будет неприятностей, обещаю. Если понадобится, я совру.

Эдвард нахмурился, но лишь для того, чтобы выразить свой скептицизм.

– Кроме того, – продолжила Шай, – вместе мы прочитаем вдвое больше.

Он сел рядом с ней.

– Дай мне какое-нибудь письмо.

Она расстегнул вторую сумку, две трети писем из которой были уже прочитаны. Рядом с ними лежал планшет Шай, в котором та вела учет.

– Не говори мне, что ты не обрадовался, когда увидел меня, – сказала Шай спустя пару минут чтения.

– Я всегда рад тебя видеть, – искренне ответил Эдвард.

Он открыл папку, как будто хотел сравнить только что прочитанное письмо с фотографией погибшего. На самом деле он просто хотел взглянуть на фотографию Джордана. Эдварду казалось, что он принял решение остаться сегодня дома, побыть здесь только из-за Джордана. Его брат, конечно же, прогуливал школу. С мотивацией все ясно, но что с поведением? Что бы сделал Джордан? Что я могу сделать для Джордана? Ему столько же лет, сколько было его брату, когда тот погиб, и Эдвард теперь должен был понять его по-новому.

Он прочитал много писем с инструкциями о том, как он должен жить.

«Неудачи пугали моего сына, и поэтому он так и не начал играть в группе. Не бойся рисковать».

«Моя дочь была ленива и откладывала мечты на потом, потому что думала, у нее впереди полно времени. Потом она села в самолет, чтобы навестить сестру в Лос-Анджелесе. Она сказала мне, что по возвращении начнет работать усерднее. Подумай о том, как сильно твоя мама скучает по тебе, и заставь ее гордиться тобой».

«Моя девушка была любовью всей моей жизни. Она училась на кондитера и прекрасно готовила. Жаль, что ты не пробовал ее булочки. Они всегда получались отменными. Выясни, в чем заключается твой дар, Эдвард Адлер, и используй его на полную катушку. Ты обязан сделать это ради нее, ради моей девушки».

Обычно подобные письма тяжелым грузом давили на грудь. Однако сегодня, когда Эдвард ел сэндвич брата, а рядом с ним сидела Шай, он чувствовал толчки колкой, бурной энергии Джордана. Джордан всегда искал возможность сказать «черт возьми, нет». Бросить вызов ожиданиям папы и его комендантскому часу, отказаться, когда все остальные соглашались. У Эдварда никогда не было такой склонности, но он чувствовал, что проглатывает ее вместе с хумусом. Черт возьми, нет! – подумал он, впервые рассматривая такую возможность. К черту тех, кто говорит ему, как жить.