Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Потом отпустили, слегка помятых и наверняка злых на то, что ввязались в это дело. Им помогло одно обстоятельство — то, что мой приятель служил когда-то в ВДВ, а его друг, который ездил вместе с ним, сам не так давно служил в том самом спецназе, который их принимал.

Все было сведено к недоразумению, хотя я точно не знаю, как там обстояли дела. Наверняка те, кто прослушивал телефон, и те, кто их захватывал, ожидали увидеть бандитов криминальной наружности, а наткнулись на своих бывших сослуживцев.

Моя осторожность оказалась весьма уместной. Но я подставил других людей. Сам того не подозревая, подставил своего приятеля и чувствовал из-за этого себя паршиво! Мне захотелось принести извинения и объяснить ситуацию. Но возможности уже не было.

Шеремет, драная кошка, зная обо всем, уехал на местный этап и больше не вернулся в эту камеру, понимая, что после всего случившегося у меня к нему появятся вопросы, на которые у него не найдется ответов. Поэтому, как только стало известно, что ребят арестовали, Шеремета тут же перевели. Телефон, который ему таскала «Наташка» в погонах, изначально прослушивался. Я ни о чем важном по телефону не говорил, теоретически допуская прослушку, но ситуация сложилась такая, что Шеремет ничего не сказал и своему кенту Пашке, сознательно подставляя его самого, ухудшая ситуацию его уголовного дела. Меня поразило, с какой легкостью они подставляют друг друга ради своих мимолетных интересов. Буквально вчера они сидели вместе за столом, чифирили из одной кружки, называя друг друга братанами, а сегодня один другого слил ради сомнительной выгоды. Я не в счет. Я — объект разработки. Под меня все и мутилось в надежде, что я полный идиот и начну по телефону сообщать целые главы статей Уголовного кодекса. Подставил людей, да. Мне очень жаль, и я мучаюсь совестью. (Будет в моей жизни возможность — я обязательно принесу свои извинения.)

Но главное — я не подставил своих, потому что их бы не отпустили, били, крутили, довели бы до уголовного дела. Я почувствовал облегчение оттого, что могло произойти очень нехорошее, но не произошло. Я совершил ошибку по своей глупости и неопытности, но мне хватило ума предотвратить худший вариант развития событий.

Это было мне уроком, из которого я сделал необходимый вывод: иногда желание помочь может обернуться бедой. В тюрьме, где ты под лупой следственных органов, лучше воздержаться от добродетельности и подумать дважды, прежде чем броситься кому-то помогать. Это не всегда оборачивается тебе ответной добротой. Новичок всегда ошибается. Но думающий человек способен минимизировать количество и качество своих ошибок в чужой ему среде. Нужно быть крайне осторожным, особенно когда тебя «ведут».

(Сделаю небольшое отступление.

Олег сидел с одним из разработчиков по кличке Седой. И как-то раз этот Седой с сокамерниками (такими же козлами) раздобыли героин и укололись. Через некоторое время Седой стал «уходить». Не рассчитал дозу, перебрал. Стал синеть и практически перестал дышать. Он умирал. Олег его откачал, в буквальном смысле не дав ему умереть. Олег спас ему жизнь.

Прошло время. Начался суд. Допрос свидетелей. Один из них был Седой, который представлял сторону обвинения. И этот Седой, несмотря на то, что ему спасли жизнь, начал топить Олега по ранее написанному следователями прокуратуры сценарию — нагло врать и лжесвидетельствовать. Такова была его благодарность за то, что ему спасли жизнь.)

Мучаясь совестью за «неудобства», доставленные моему знакомому и его другу, я предпринял попытку принести извинения и написал ему записку. Передал ее адвокату. Слава отдал ее кому-то еще. Но я не уверен, что она достигла адресата.

Сейчас это давно в прошлом и не имеет никакого значения… Но осадок остался.

На этом бы все и завершилось, но следствию нужно было как можно больше компрометирующих материалов. Позже они вызвали моего знакомого в суд, где допрашивали относительно этого случая. Ничего, кроме доставленного неудобства, они не добились.

Через несколько дней меня вызвали на перевод с вещами. До этого я около месяца наслаждался удобствами большой камеры. Разнообразие в общении, большие прогулочные дворики, где можно было бегать. Всегда находилась пара шнырей, которые держали мне лапы, шили новые, если эти отбирали. И вообще, в больших камерах при толковом организаторе (смотрящем) быт всегда отлажен. Камера всегда чистая, твои вещи постираны, вода нагретая, если надо помыться, еда приготовлена, если надо подшить — шьют. Дорога функционирует круглосуточно и исправно. «Стрема» прячутся вовремя и тщательно. Каждый человек за что-то отвечает, чем-то помогает, вносит свою посильную лепту. Единственный и существенный минус общей камеры — это шум и невозможность побыть наедине с собой, спокойно почитать или поработать по делу.

Когда меня позвали на перевод, я подумал: «Ну вот, началось», — и приготовился к худшему.

За неделю до этого на меня пришел малёк, анонимный, без обратного адреса, без имени. Текст содержал в себе целую кучу угроз, матерных оскорблений и обещание, что скоро меня позовут с вещами и моя жизнь круто изменится в самую паршивую сторону.

Это мог быть кто угодно, даже опера. Это могло быть просто блефом, попыткой напугать или чьей-то злой шуткой. Но только не в моей ситуации.

После всего, что случилось со мной, с нами, с Пахой, это следовало расценивать как реальную угрозу. В общем, был повод поволноваться.

Со всем скарбом я вернулся в свой чулан под названием «тролейбас». В хате уже находились два человека. Оба Андреи, оба — «красные». По их тухлым лицам и манере приветствия я понял, что они не представляют для меня опасности. Это не пресс-хата, а всего лишь пара балбесов, которые должны втереться ко мне в доверие и сливать «интересную» информацию операм. И вообще присматривать за каждым моим шагом: кому пишу, с кем общаюсь, что говорю, в каком настроении пребываю, как реагирую на те или иные провокационные вопросы, которые они неумело втискивали в текущую камерную беседу. Звал я их «шпионами». Непринужденно общался с ними, но держал дистанцию.

Здесь, пожалуй, я остановлюсь и пропущу череду этих неинтересных, малопримечательных личностей, которые шпионили за мной тайком и полуоткрыто, бегая к операм, донося обо мне всякую незначительную мелочь. Эти личности менялись время от времени, рассказывали каждый свою легенду, клялись («бля буду») в своей арестантской порядочности. Но все это было пустыми словами, в такт которым я качал головой, создавая видимость доверия. Я пропущу их описание, потому что они не заслуживают внимания. Имя им — легион. Они часть тюремного мира, частичка пазла для картины следствия, который может оказаться полезным или нет. Часть этого планктона всплывала на суде, в ходе свидетельских показаний или объяснительных, в рамках прокурорских проверок по моим жалобам. И все их блеяние звучало в унисон обвинительному хору следователей прокуратуры. Это была та мелкая подлость, на которую они были способны, которой я от них и ожидал. Серые, слабые, сервильные личности, которыми переполнены лагеря, которые раньше всех выходят по УДО. Им достается мое равнодушное презрение! Плывите, как говно по течению, и когда-нибудь вы попадете в главный говносток. Это и есть ваша участь!