Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

— Может, но еще лучше быть ему сонным.

— Заметано. Где вас разыскать?

— Вот телефон, — подал мастер обрывок календаря. — Главное не забудьте, чтобы он лежал именно здесь. Прикажите поставить сюда диван.

— Эта вонь, так и будет проникать в дом?

— Да, это прекрасный повод. Затейте какой-нибудь ремонт наверху.

Они обсудили еще некоторые детали акции, и мастер удалился.

Борис Моисеевич повеселел: его Тонечка переменилась, стала предупредительной и ласковой, вчера едва ли не силой затащила его в постель и вытворяла с ним такие фокусы, какие он хотел получать от нее с первого и до сегодняшнего дня жизни. Эту активность он объяснил тем, что, застукав жену с любовником в особняке, простил ей измену, но сказал:

— Я люблю тебя, ты это знаешь. Но если я не смогу больше быть с тобой, я не стану искать того, что ты наворовала у меня, но уйдешь голой. А сейчас в знак примирения я дарю тебе это бриллиантовое колье.

Она была в восторге, поклялась не изменять, а любить только его. И любила. Особенно последние дни. Затеяла ремонт в особняке. Теперь на второй этаж не попадешь, а на первом по комнатам распространяется какой-то неприятный запах. Антонина глушит его своими духами и собирается вызвать мастера, чтобы откачать из канализации газы.

Сегодня Антонина позвонила в банк и загадочно сказала, что как только он освободится, пусть летит в особняк и узнает потрясающую новость.

«Неужели он станет отцом! Только известие о зачатии ребенка может потрясти его!»-думал Борис Моисеевич. Он скрутил дела и через час после обеденного перерыва поехал в особняк. Антонина ждала его в пустынном доме, выслав из него всех рабочих. Правда, в чулане возле стояков канализации копался какой-то мужик, но и тот быстро удалился.

Антонина встретила его распростертыми объятиями, закружила:

— С тебя самый дорогой коньяк, мой славный банкир. Скоро ты станешь папой!

Именно это ожидал услышать Борис Моисеевич и расчувствовался. Несколько успокоившись, он достал из портфеля, который внес за ним водитель, бутылку коньяка с берегов реки Шаранта и поцеловал жену. Потом они пили коньяк, танцевали, возбужденная Антонина раздела его и тут же, на диване, устроила сеанс любви, от которого он неописуемо балдел и сладко уснул с улыбкой на губах. Снов он не видел, но как сквозь вату доносился отдаленный вибрирующий звук, но спать не мешал. Накачанный коньяком и любовью, банкир не просыпался до самого утра.

Проснулся он по обыкновению в семь утра. Жены рядом не оказалось. Да и как им разместиться на узком диване. Самочувствие у него было нормальное, ему не впервой пить лошадиными дозами, только что-то тяжеловато в левой стороне груди. Не придав значения, он вспомнил вчерашнюю оргию с женой, улыбнулся, окликнул ее. Если бы банкир был внимательнее к себе и пошел принимать душ, то, возможно, обратил бы внимание на точку на вене левой руки. Но так как, в особняке стояла неразбериха, а голос потонул в пустоте, он вспомнил, что в доме ремонт и из прислуги никого нет. Он попытался разыскать жену, которой тоже нигде не оказалось. Исчез неприятный запах, идущий из канализации, видно все же вчера сантехник загерметизировал трубу, откуда шла утечка. Ничего не оставалось делать, как ехать на городскую квартиру, где наверняка находится жена, приводить себя в порядок, завтракать и торопиться в банк. Сегодня у него много дел, заседание совета директоров и прочая и прочая канитель. Выйдя на свежий воздух, он увидел, как подкатывала его машина. Резко шагнув ей навстречу, он почувствовал легкий укол в левой стороне груди, но так как с ним ничего подобного не случалось, не обратил внимания, сел и укатил.

Жена оказалась дома. Цветущая, как роза, с лаской до сумасшествия. К несчастью он не подозревал, что перед ним настоящая мимоза. Она облобызала его и увлекла в столовую. Он не сопротивлялся приятному вниманию жены, но все же спросил, почему она оставила его одного?

— Ты что, действительно ничего не помнишь? — удивилась она на его вопрос с такой искренностью, что он смутился.

— Ну, как же, помню. Все помню. Пили коньяк, веселились. Ты вновь преподала мне урок любви, после которого я сладко уснул.

— Э-э, — укоризненно покачала она головой, — а кто гнал меня с дивана, говоря, что мне вредно спать в неудобном месте и отправлял сюда.

— На до же, все помню, а этого не помню. Гул еще какой-то доносился, как с того света, потом и он пропал.

— Это, наверное, после моего отъезда. При мне ничего не гудело.

— Это во сне. Конечно же, во сне. Шуму, гулу у нас в жизни хватает, вот и снится всякая дребедень. Давай будем завтракать, да я покачу.

Супруги позавтракали, Борис Моисеевич, поцеловав жену, уехал. Она осталась гадать: получилось ли у мастера или нет? Ей не терпелось узнать многое, например, как прошла инъекция? Не выдержав, она позвонила ему, представившись, спросила:

— Что скажете?

— Наберитесь терпения на несколько дней. Нужен стресс и все будет О'кей!

О'кей произошел после треволнений пожара, который возник в Ростовском филиале банка. Сидели как на иголках весь день, не зная истинного размера несчастья. Бесконечные звонки в Ростов, наконец, прояснили картину: филиал спокойно работает, никакого пожара нет, горело у соседей этажом выше. Собравшиеся, издерганные члены правления пошли успокаивать нервы коньяком. Такое случалось не раз, после двух рюмок напряжение спадало, и люди начинали рассказывать анекдоты, что являлось хорошим признаком. Борис Моисеевич, откровенно сказать, переутомился, переволновался, в груди поднималось какое-то давление и жжение. Стресс одним словом, а его надо снимать, как и любые спазмы в организме.

Первая рюмка выпитого коньяка почти ничего не дала. Все присутствующие стояли в баре его кабинета, и между ними шелестело возбуждение, которое умиротворяло. Борису Моисеевичу налили вторую рюмку, он выпил ее, но как-то неловко, пошатнувшись, сунул рюмку на поднос, который держал его личный бармен, и почувствовал резкий, большой силы укол. Он понял, в сердце. Падая, хотел увидеть, кто же его Брут? Но лишь в одно мгновение перед ним промелькнули испуганные лица.

Прибывшие врачи констатировали инфаркт и увезли для вскрытия в кардиологический центр. Его проводил сам Михаил Иванович Санданович со своими ассистентами. После тщательного анализа разорванного сердца последовал его неумолимый вывод: в мышцах сердца около тысячи беккерелей цезия, что и вызвало инфаркт миокарда. Предыдущие волнения, алкоголь лишь ускорили надвигающуюся смерть, но ни в коем случае не явились ее причиной. Остается гадать, где и каким образом погибший мог накопить столь большую дозу цезия, который неравномерно распределяется по организму человека в определенных условиях. Эти условия — радиоактивный след.