Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

— Спасибо, — отвергла Савинова предложение бывшего любовника, достала свои. Закурила. Костячный тоже.

— Учти, я не на дипломатических переговорах, и ты не надейся, получить ход конем. Потому безо всяких пауз, выкладывай деньги или вляпаешься в неприятности по самые уши.

— Я с женщинами не воюю, — едва сдерживая гнев, холодно ответил Костячный. — Если вдуматься, требования твои насчет долга справедливые. Но в кармане у меня нет такой налички.

— Возьми в кассе.

— Не учи меня жить, милка, — криво усмехнулся Костячный, играя широкими черными усами, которые Савинова ненавидела. Он пригласил к себе администратора, сказал: — Сейчас получишь и распишешься за двадцать штук.

— Тридцать тысяч, — жестко сказала Савинова, — не торгуйся.

— Хорошо, тридцать, при условии: ты отдаешь всю компру в подлиннике сегодня же.

— Ты ее получишь, как только я сяду с деньгами в машину.

В кабинет вошла высокая, симпатичная блондинка с блокнотом и ручкой в руках, молча остановилась, кинув враждебный взгляд на розы в графинах.

— Оформите и выдайте этой даме тридцать тысяч рублей. Все.

Блондинка, не задавая вопросов, бросила Савиновой:

— Идемте со мной, — повернулась, грациозно вышла из кабинета. Савинова, не прощаясь, удалилась следом. Если бы она знала, каков теперь этот человек, то вряд ли рискнула требовать свои законные деньги таким образом.

Как только дамы вышли, появился охранник.

— Проследи за этой крутой сучкой. Я должен о ней знать все как можно скорее. Зовут Лидия Савинова, возможно актриса, — сказал он жестко и покосился на стол с благоухающими букетами роз, и оттуда призывно засветился синий цвет огромных глаз, словно там лежала и смотрела на него только что покинувшая кабинет Савинова.

Назавтра к обеду Парфенов докладывал Костячному:

— Лидия Савинова действительно актриса, пьет, живет одна в центральном районе города. Бездетная. Есть брат, но с его семьей актриса не общается, а сам он где-то ведет геологоразведочные работы. Савинова, покинув фирму, со своими попутчиками направилась в центральный универмаг, там обновила свой гардероб и вышла из магазина дамой весьма пикантной внешности. Вторую половину денег она потратила на раздачу долгов и устроила в театре банкет.

— Примерно это я и предполагал, — сказал удовлетворенный Костячный, откидываясь на спинку кресла, закуривая. — Перепроверь сведения о детях. У нее было по меньшей мере двое, где они сейчас?

— По документам — ни одного. Это точно, шеф.

— Ты поройся у нее в квартире до того, как она снова явится сюда. Тряхни на этот счет любовника.

Свой первоначальный капитал Костячный сколачивал в Ташкенте, где сразу же после освобождения он жил у родного дяди, брата матери. Дядя Саид был директором центрального ресторана и по тем временам считался богачом. У него квартира из пяти комнат, одна из них предоставлена Игорю. По одной занимали сын и дочь. В каждой комнате — телевизор, холодильник, современная зарубежная мебель, дорогие ковры, хрустальные люстры и посуда, много картин, главным образом подлинники. Появившись у дяди, впервые после побега от Лиды, Игорь поразился и не поверил, что такая роскошь доступна советским семьям. О спортивной карьере он уже не мечтал и понял, что путь к зажиточной жизни лежит через протеже дяди Саида, учебу в институте торговли и хорошей должности.

Женился он, когда остался позади институт. Затем пошла работа под руководством дяди, скорое новоселье в трехкомнатной квартире. Но достаток, какой он имел, не удовлетворял его. Захлестнувший страну дефицит позволял наращивать капитал, а перестройка открывала перспективу самостоятельного дела. Несколько раз он сопровождал контрабандную партию спиртного в Красноярск. Но оплатой, а более всего своей ролью, доволен не был. И тогда у него родился дерзкий план.

Его любовница, еще с институтских лет, заведовала центральным гастрономом. Они иногда встречались на тайной квартире. Она после любовных утех любила потрещать, кляня трудные времена.

— Совсем нечем торговать, — говорила она, угощая его кофе в постели. — Надвигаются праздники, а полки пустые.

— Ничего не попишешь, — разводил он руками. — Впрочем, если хочешь, я через дядю Саида подброшу тебе машину водки, но дядя любит брать комиссионные.

— Если они нас не разорят.

— Ну что ты, только надо реализовать быстро, скажем в один день. Сможешь? Выручку сдавай в течение нескольких дней, чтоб в глаза не бросалось. У тебя надежный сейф, надеюсь, есть?

— Есть. Но у нас при хорошей торговле почти каждый день расходится по машине. Так что твой подкид для нас — капля в море.

— Смотри, мне все равно.

— Нет, я не отказываюсь, дополнительная машина в эти дни кстати.

Он прикинул дневную выручку от реализации машины водки. Солидная сумма. Он дважды бывал в подсобке по делам от ресторана, как товаровед, и внимательно изучил обстановку. Там стоял стол старшего кассира, и она считала дневную выручку перед тем, как сдать ее инкассаторам. В подсобку — два пути, через торговый зал, по проходу за прилавками, второй — через заднюю дверь, к которой вел узкий извилистый коридорчик. Дверь выходила во двор жилого дома, на первом этаже которого и разместился во всей своей красе центральный гастроном. Попасть во двор можно с двух сторон по широкой ленте асфальта. Здесь вереницей стояли автомашины жильцов дома. Затеряться среди них штурмовым «жигулем» ничего не стоило. Дверь в подсобку со стороны двора, как правило, всегда закрыта. Но проникнуть туда не сложно. Каждый вечер к кассирше приходил ее муж, дожидался окончания работы и нагружался сумками. Приходит он за полчаса до закрытия, за несколько минут перед инкассаторами и исчезает в глубине подсобки, где обитают грузчики, и сидит, как мышка. Открывает мужу обычно сама кассирша. Она захлопывает дверцу сейфа, где лежит вся выручка, снесенная к этому часу со всех отделов гастронома. Быстро идет открывать дверь на условный стук мужа. Вот этой-то минутой до прихода мужика он и должен воспользоваться. Дерзость и стремительность! Риск, конечно, есть. У кассирши в этот момент может случайно оказаться кто-нибудь из продавцов. Тогда придется мочить. Но он знает характер этой фурии: когда она считает деньги, не дай бог обратиться к ней с вопросом или с опозданием сдать выручку.

Первый, на кого упадет подозрение — муж кассирши. Но алиби себе обеспечить надо. В это время он всегда тусуется в ресторане то там, то здесь, и отсутствие в течение пятнадцати минут вряд ли будет замечено. Но надо работать так, чтобы не засветиться, и тогда алиби не понадобится. Кому взбредет в голову искать бандита в преуспевающем ресторане.