Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

«Жаль во дворе много свидетелей, придется рисковать в подъезде и, если повезет, ложиться на дно».

— Шеф, — тихо сказал Николай, — что-то мне не нравятся парни в «шестерке». Войдем в подъезд — они за нами, надо бы упредить.

— Давай, быстро, их только трое. Если что, встретим на площадке.

Теперь можно не опасаться, что выстрел шефа опередит его. Как только вошли в подъезд, выхватили пистолеты. Подъезд — тоже ущелье, с каждого этажа на тебя может смотреть снайперская винтовка. Впереди глухие шаги Обморозка. Проскочили на первую площадку и оттуда все внимание на входную дверь. Она не открывалась. Несколько секунд наблюдали за дверью. Николай знал, что Костячный в бронежилете и, улучив мгновение, нажал на спуск. Пуля беззвучно пробила лоб Костячному. Не глядя, как тот с шумом падает, бросился кверху упредить Обморозка. Но было поздно: оттуда с грохотом летел Кирилл.

Афганец не видел снайпера, но почувствовал легкий укол в шею. Он вскинул пистолет, но не поймал цели.

«Точный снайперский выстрел, — пронеслось в сознании афганца, — но где этот снайпер, дай, я тебя достану!» Но, увы, его пистолет с легким стуком падает на бетон, а сам он, как и Обмороженный, кубарем полетел вниз. Афганец распластался на площадке рядом с трупом Костячного. Обмороженный же, проскочил вниз, и его могучая фигура очутилась у двери подъезда. Но страшный удар отбросил тушу едва ли не в полтора центнера весом туда, где шли ступеньки в подвал, огражденные перилами. Киру крепко не повезло: верхняя часть перил была сорвана, и несколько арматурин торчали пиками с корявыми примазками сварки. На эти пики и рухнул всей своей мощью Обмороженный. Раздался дикий рев, затем жуткий храп: две арматурины прошили тело человека, он почти висел на страшной рогатине, едва касаясь левой ногой ступеньки, ища опоры.

Парни из «шестерки» распахнули двери, чтобы лучше видеть, что же произошло с амбалом. Сверху тащили безвольно обмякшего, но живого афганца, руки его были заломлены за спину и схвачены наручниками.

— В машину его, — раздалась команда.

Парни поволокли тело дальше.

— Что с Обморозком? — спросил старший из оперативников.

— Нокаут, неудачное приземление, посмотри.

Старший глянул и брезгливо поморщился.

— Волку — волчья смерть. Настоящая живодерня. Однако не мешало бы его допросить, пока не отдал дьяволу душу. Магнитофон.

Обмороженный стонал, кровь сочилась из его ран, окрашивая белую рубашку в рубиновый цвет.

— Снимите меня, ради Бога, — простонал он.

— Бога вспомнил, — со злостью сказал старший. — Мы тебя снимем, даже попытаемся спасти, если ты нам скажешь: кто убил и надругался над актрисой Савиновой?

— Я не знаю.

Старший надавил на правое бедро Обмороженного, и тот дико взвыл.

— Говори, сучий потрох, ты не задел жизненно важные органы. Выбирай: или будешь висеть пока не сдохнешь, или расскажешь нам правду, и медики спасут твою ничтожную жизнь.

— Введите мне обезболивающее, тогда расскажу.

— Сержант, давай шприц. Смотри Обморозок, я ввожу иглу в вену, но жду ответа.

— Я изнасиловал, а потом убил Савинову.

— Но сначала ты ее пытал?

— Да, жег пятки электронагревателем.

— По чьему приказу?

— По приказу Костячного. Он мой шеф.

— Что он хотел узнать?

— Сколько у нее детей, от кого и где документы. Она шантажировала шефа.

— Что вы нашли?

— Ничего. У нее ничего не было.

— Что произошло дальше?

— Шеф и афганец ушли, а я остался.

— Что ты делал с Савиновой?

— Шеф приказал удавить ее и вывезти на пустырь. Я все сделал. Все, больше не могу терпеть боль.

— Мы вызвали медиков. Говори, что вы хотели сделать с Евгенией и Рябуша.

— Все знал афганец, я только приехал получить задание и выполнить его.

— Врешь, зачем тогда брал с собой инструменты пытки? Говори, а то будет больнее.

— Шеф хотел узнать, что она растрепала об их половой связи, а потом прикончить. Вводи наркоту, больше не могу терпеть, я ничего не знаю, у меня кружится голова, помогите, я умираю.

— Туда тебе и дорога.

Генерал Климов мрачно смотрел на сидящего перед ним Митина. Он даже не хотел смотреть на его плаксивую физиономию, отца троих детей, которые вынуждены расхлебывать грехи своего неудачника папаши. Если бы не смертельное ранение Бориса Петракова, он бы не был так суров к нему. Но жизнь замечательного парня полностью на совести Митина. Борис горяч, поторопился, не взял прикрытия и жестоко поплатился, но теперь ничего не изменишь.

— Мы тебя давно вычислили, Митин. Сразу же, как стала работать наша бригада. Даже кое в чем помог. Например, когда ты сообщил своему хозяину о востребованном деле Савиновой. Взбудоражил преступников, они заметались. Нам стало все ясно. Но мог бы прийти, доложить и работай. Струсил. Бориса Петракова поцеловал. Афганец не знал его в лицо, ты указал, и он стал за ним наблюдать. В театр за ним пошел. У них мозгов не хватило, где искать улику. Борис нашел, и от твоего поцелуя получил пулю в грудь. — Климов негодовал, откинувшись на спинку кресла, с презрением смотрел на вытянувшегося в струнку человека. — Дети у тебя нормальные. Парень с бандитами драться желает, а ты своим слюнтяйством всю душу ему изгадишь. Почему за твои ошибки он должен расплачиваться? — генерал гневно умолк на несколько секунд. — Скажи, когда Бориса предал?

— Последняя ваша пресс-конференция. Афганец на ней был. В коридоре я у Петракова попросил зажигалку, прикурить. Но я не думал, что так развернутся события.

— Прочь с глаз, Митин. Одно смягчает: чтобы заблокировать бандитов и предотвратить новое убийство невинных людей, мы использовали твою предательскую связь Климов встал, вышел из-за стола. Прошел к окну и долго смотрел на бегущий поток автомашин. Вдруг он вздрогнул от взволнованного голоса, раздавшегося в кабинете:

— Сергей Петрович! Борис Петраков пришел в сознание. Врачи говорят: будет жить!

Сергей Петрович собирался навестить Петракова. С тех пор, как он был зачислен в его бригаду, Климов привязался к нему, полюбил Бориса как сына, может потому, что не имел своего. Конечно, это так, но еще и потому, что в парне он видел талантливого человека, с хваткой сыщика, не уступающей его собственной, какая была в далекой молодости.

Молодость. Кажется и вовсе не было ее, а сотни раскрытых уголовных дел наросли сами собой. Но удивительно, он помнил не столько свои молодые годы, сколько эти дела.

Человеческое общество вообще, а российское особенно — криминальное. Если в нашей стране преступность процветает из-за передела собственности и слабой власти, неустроенности людей, бедности, бесконечных репрессий, то почему она есть в благополучных странах Запада?