Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

Что было дальше, не помню. Не хочу! Не могу! Не должна! А вот рожи их помню. Всех троих и девчонки-красавицы. Я пройду через ад, но достану этих сволочей, и тогда. Ха! Что тогда? Что? Ну, говори, не стесняйся! Кто у тебя за спиной? Затурканные безденежьем и постоянной угрозой остаться без работы родители? Или, может, этот размазня долговязый Алексей, у которого ничего на уме, кроме «выпить бы пива, да поснимать сюжеты на камеру» нет? Вон они, женихи сопливые, хором пьют да колются.

Удержалась, матери ничего не сказала. Еще бы вздумала в милицию бежать. Знаем мы эту милицию. Эти хаки так и сказали: «Шум не поднимай, ласточка, он тебе самой дороже всех обойдется. Опозоришься на весь город — и только. А мы. Кого надо, купим, кого надо, заткнем. Так что давай-ка лучше сотрудничать. Вот тебе 100 баксов — купи себе чего-нибудь».

Твари! Чтоб они подавились своими баксами! Ха-ха, как же! Ни они не подавились, ни я. Сначала хотела повеситься, а потом поревела маленечко и пошла купила. Нет, жизнь действительно дерьмо. И я дерьмо. И все.

Девчонки в школе глаза повылупили: откуда? Оттуда! Дядька фирмач. Подарил вот. Ах, как блестели их завистливые глазки! Пусть. Не одной мне завидовать: Аленка, соклассница, как модель одевается, а тут у родителей лишних колготок не выпросишь. Пашут с утра до вечера, а толку? Мне в этом проклятом городе тоже ничего не светит. Ну, окончу школу, а дальше? Об учебе думать смешно — везде платить надо. Торговать и быть подстилкой кавказца — спасибо. Или, может, на папочкин завод пойти? И получать талоны, а на них задрипанные консервы? Нет уж! Коль нарвалась и выпала мне такая судьба. Короче, начинаю новую жизнь. Красивую, как в кино. И пусть все застрелятся.

Пока Борис читал, Маргарита Киселева украдкой вытирала платочком навернувшиеся слезы. Петраков внутренне негодовал. Вне сомнений, он найдет сексуально озабоченных подонков. В том, что они втроем изнасиловали девушку, нет сомнений, и у них есть хорошее прикрытие в отделе милиции. Он их найдет, а дальше? Где добыть доказательства надругательства над девушкой. Он, если она согласится, устроит очную ставку. Только и всего. Можно набить им рожи, но ведь не этого хочет тетя девушки. Впрочем, стоит ее спросить об этом.

— Вы желаете возмездия через правосудие? — осторожно спросил Петраков.

— В данной ситуации вы считаете, оно возможно? — иронически ответила вопросом на вопрос дама. — Вы только найдите их, укажите нам, а далее мы решим, что с ними делать.

— Хорошо, — вмешался в разговор Кудрин, — мы выполняем волю клиента.

— Когда это случилось?

— Думаю, в апреле. Олеся как-то резко изменилась. Из общительной и веселой превратилась в замкнутую, раздражительную. Мы с сестрой, ее зовут Маша, терялись в догадках.

Сначала думали, она влюблена, и ее обманул парень. Расспрашивали, Олеся на контакты не шла. На вопросы, откуда дорогая косметика, новые вещи? — отвечала односложно: «Подарили». Но кто — ни слова. И вот несколько дней назад, мы решили с Машей перерыть ее комнату. Не знали, что искали, но нашли вот эти листочки из ее дневника. Ее исповедь для нас, как каленое железо на груди. Вы их найдете? — дама горько зарыдала. — О какой новой и красивой жизни говорит девочка? Мать теперь с нее глаз не спускает, но ведь это не выход. Я вас умоляю, найдите!

— Найти можно быстро, если Олеся согласится с нами побеседовать и даст подробные портреты обидчиков, — сказал Борис.

— Тогда откроется тайна ее дневниковой исповеди, — предостерегла Маргарита.

— О дневнике можно умолчать, если вы листки вернете туда, где они лежали. Повод для беседы — ее душевное состояние и обращение в милицию. Вот только бы с дневника снять копию, на всякий случай, — Борис вопросительно глянул на Кудрина, но тот предпочел не вмешиваться. — Вы можете это сделать сейчас же.

— Конечно.

— Тогда по рукам. Звонить нам не надо. За исключением, если Олеся согласится на встречу. Ничего не объясняя, назовите дату, время и место. Лучше дома.

Обменялись адресами и телефонами, обговорили окончательную сумму гонорара, Маргарита ушла, а сыщики призадумались.

В этот же день Петраков получил письмо от Евгении. Оно было не утешительным. По-своему мило и дорого его сердцу, но.

«Здравствуйте, милый Борис!» — читал он ровные строчки письма, и был рад от мысли, что такой чистоты чувств он сейчас бы не испытывал, совершись в субботу задуманное молодой, но коварной красавицей Лилей. И, слава Богу!

«После долгих неопределенностей в нашей жизни, какие внес переезд в Омск, наконец-то прояснилась перспектива. Папа обменял квартиру в престижном районе города. Она, как и была у нас в Красноярске, трехкомнатная. Папа устроился на работу, я программист в районном отделе социальной защиты. Казалось бы, мы ничего не потеряли в быту, но каковы потери моральные! Кто может их посчитать? Я оказалась без знакомых и подруг, как эдельвейс, обдуваемый холодным ветром чужбины. Никакой социолог или психолог не может ответить. Это может чувствовать лишь сам человек. Боль в душе от потери друзей, бесконечного одиночества не подвластна никакой аналитике и статистике, никаким измерениям.

Я вас утомила, простите. Но плакаться в жилетку теперь мое состояние, и вы единственный, кому это можно. Я, пожалуй, предпочла бы выбросить на свалку времени свое прошлое, жить настоящим. Но в том прошлом есть вы, и мне приятно вспоминать минуты, проведенные с вами. Иногда со мной случается лирический настрой, и я вспоминаю нашу встречу на перроне вокзала, прогулки на берегу Иртыша, и ваши цветы! — эти приятные мгновения от невинного, но страстного первого поцелуя, от слов, рукопожатий, недомолвок и ожиданий чего-то таинственного, шествующего впереди, собранные в букет и с высокой чувствительностью отданные мне. Незабываемые минуты! Незабываемые впечатления! Неповторимые чувства!

Вокруг меня постоянно люди, правда, пожилые, пенсионеры. Им не позавидуешь. Обреченные на крохотные пенсии, они пытаются скрупулезно докапываться до каждого положения, хоть как-то позволяющего увеличить их пособия на жалкие рубли. И если им это удается, они торжествуют победу над демоническими силами нашего законодательства. Но, увы, они остаются такими же нищими, как и до этого. И этот своеобразный обман зрения удручает. Мне жаль униженных стариков, и я готова пойти во власть, чтобы поднять их с колен.

Я понимаю, почему вы выбрали именно эту профессию, и думаю, пуля, полученная от руки бандита, вас не сломила, а заживет рана, вы вольетесь в бригаду славного генерала Климова. Но, увы, вы будете все так же далеки от меня, как и теперь. И постепенно образ мой размоется в вашем сознании, как тройка, убегающая к горизонту в мареве буден.