Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

Борис дарил ей цветы второй раз, и с цветами хотелось сказать ей самые древние слова, но понимал, что они пока не вызовут той реакции, какую бы он хотел получить, а скорее все испортит своей торопливостью. Потому он только улыбался Евгении, глядя в ее лучистые глаза с надеждой на скорые поцелуи.

Евгения так и осталась у него в памяти улыбающаяся, в восторге от подаренного букета, сама похожая на великолепный цветок.

Слов нет, Лиля почти не уступала во внешней красоте Евгении, вела себя раскованно, в глазах плескалось озорство и веселье, а не грусть затравленного человека. Но глаза Лили его не согрели, не позвали к себе, в них нет того охватывающего обаяния, какое излучала Евгения.

Они ели мороженое в одном из летних кафе города под расписными зонтиками, с видом на Волхов, с тенью кленов, берез и лип. Мимо монотонно и буднично, под стать настроению парня, катил поток автомобилей. Он согласился на эту встречу по просьбе мамы, чтобы не огорчать ее и слегка скрасить больничные будни. Лиля неумолчно трещала, с назойливостью мухи лезла с расспросами о ранении, о той ситуации, в какой находился он, полагая, что такой интерес импонирует ему, не подозревая обратное — раздражение.

— Боря, твоя мама рассказывала о героической схватке с бандитами. Как я хочу услышать это из твоих уст. Ну, Боря, не скромничай, не заставляй девушку становиться на колени, я вся внимание, — выдавала она, как из пулемета длинные очереди слов, расширяя от любопытства и без того большие кошачьи глаза.

— Какое геройство? Глупости, — морщился Борис. — Давайте оставим эту тему.

— Ну, как же, ты чуть не поплатился жизнью из-за какой-то сомнительной персоны. Я допускаю, защищал бы честь принцессы или государственного деятеля, за которого тебя наградят орденом и отвалят солидную сумму, тут стоит рисковать, но подвергать опасности свою жизнь из-за посредственности уездного масштаба! Не понимаю.

— Выходит, если на вас нападут бандиты, следует обойти стороной? — саркастически усмехнулся Борис.

— Ну, я же… я же… — растерялась Лиля и нашлась, — все же цветущая девушка, не правда ли? И кто-нибудь во мне найдет счастье.

— Сомневаюсь, — ядовито усмехнулся парень, сдерживая себя от дальнейшей оценки.

— Боря, в чем ты сомневаешься? Не надо хамить, — скривив губы, жеманно повела плечом Лиля. — Я жду ответа.

— Может быть, может быть. Я, пожалуй, излишне строг.

— Ты уж лучше будь строг в оценке моих блюд, которые я приготовлю на угощение, когда ты вздумаешь навестить меня. Договорились?

— О чем?

— Ну, ты как медведь, — расхохоталась Лиля. — О том, что ты будешь строгим судьей моих блюд, скажем, на завтрашней вечеринке.

— Но я не собираюсь посещать никаких вечеринок. Врачи запрещают, рана еще не зажила, а я стараюсь быть послушным малым.

Разочарованная Лиля надула губки.

— Извини, что вынужден прервать нашу встречу, но мне пора на прием к врачу, — мороженое было съедено, Борис поднялся из-за столика, не имея ни малейшего желания дальше слушать болтовню Лили: перед глазами у него стояла по-прежнему улыбающаяся Евгения с букетом цветов, которые он набрал на благоухающей поляне у Иртыша.

С Лилей все прозаичнее, словно он присутствует при чтении скучного доклада. Отдавать себя в жертву не намерен. Придя с работы, мама первым делом спросила:

— Какое впечатление произвела на тебя Лиля?

— Мама, Лиля не моя девушка, не тот тип, хотя и красивая с веселым нравом. Может быть, она и смогла бы достучаться до моего сердца, если бы оно было свободное. Такова карма. К тому же, я пока не собираюсь жениться, имея только форму да один костюм сыщика.

Мама не хотела слушать его аргументы.

— Боря, не торопись с выводами, возможно, это твой счастливый лотерейный билет. Сейчас у всех трудное материальное положение, но жизнь не остановилась. Люди все так же продолжают любить, женятся, рожают детей.

— Но я не собираюсь жениться даже на Евгении, по крайней мере, пока нахожусь в климовской бригаде. Закончится командировка, будет видно.

— Ты не вполне правдив. Прошлый раз ты говорил о готовности связать свою судьбу с Евгенией. Что ты нашел хорошего в этой женщине, поражаюсь?

— Мама, не надо поднимать этот вопрос. Я говорил о готовности, но не называл срок. Ты же не позволила мне высказаться до конца и пустилась в упреки. Я теперь пожалел о том, что рассказал об Евгении больше того, что тебе следовало знать. Тебе бы надо прислушаться к мудрому изречению: друг моего друга — мой друг. Получается наоборот: друг моего друга — мой враг. Как это ни печально, но факт.

— Ну, хорошо. Ты обладаешь даром убеждения. — Валентина Александровна сделала паузу, как бы не решаясь продолжить не очень приятный разговор. — В субботу Лиля и ее мама приглашают нас в гости. Поужинаем, выпьем хорошего вина, поиграем в карты. Я думаю, согласно твоим убеждениям о друге, ты составишь нам компанию?

— Только ради тебя.

— Жаль, если Лиля тебя не заинтересовала, ведь она прекрасная собеседница, просто вулкан.

— Который может засыпать пеплом.

Валентина Александровна обиженно поджала губы и удалилась на кухню готовить ужин. Как огорчительно, что в данном вопросе у них с сыном нет понимания. Он повзрослел, изменился, о жизни имеет свое суждение. Но суровые милицейские будни не сделали его замкнутым, он по-прежнему делился с ней прочитанным, услышанным по телевидению, высказывается в отношении ельцинских реформ, особенно приватизации, в результате которой, по его мнению, криминальные структуры баснословно богатеют, не работают на благо страны, а растаскивают ее по заграницам. Их точки зрения во многом совпадали.

— Ты же знаешь, мама, современные оценки коллективизации. Кроме вреда галопная ликвидация, так называемого кулачества и обобществления их имущества, ничего хорошего не принесла. Миллионы уничтоженных крепких рабочих рук, да, что там рук, семей. И как результат — падение урожайности зерновых и других культур. Страна не смогла достичь того уровня, что имела. Так вот, приватизация — это коллективизация наоборот. В принципе, я не против нее, как и мой шеф генерал Климов, но во всем должна быть мера, все остальное — преступление.

Валентина Александровна соглашалась с сыном, рассказывала, как у них в городе рушится мощная строительная индустрия, становление которой шло с ее участием. Но во вчерашний день с бесконечным дефицитом товаров, в длинные очереди в магазинах она возвращаться не хочет.

— Сейчас все есть в магазинах, а сколько их создано! Вот только бы упорядочили выплату зарплаты, и жить можно, — откликалась она. — Меня, конечно, страшил и страшит разгул криминала. Я всегда дрожу за тебя. Раньше было спокойнее.