Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

— Раньше о многом молчали, а опасность попасть под пулю бандита, была не меньшая.

— Но и не большая. Нынче я чуть не потеряла тебя. А как хочется пожить в спокойствии, в достатке. В Чечне снова напряженная обстановка. Доходят слухи, что вулкан войны вот-вот грянет. И не дай Бог, очутиться тебе в этом пекле.

Валентина Александровна всю жизнь боялась за жизнь сына. В школьные годы она страшилась, что однажды он, переходя улицу, попадет под машину; став юношей, увлекся самбо, она пугалась, что на тренировках или соревнованиях его покалечат; когда засобирался поступать на юрфак, ужасалась его опасному выбору. Но что характерно, она никогда не мешала своему сыну, не отговаривала его, не навязывала своего мнения. Но в отношении Евгении она будет тверда.

— Ну, что ты мама, успокойся. Я ранен, меня на войну не возьмут.

— Дай-то Бог, худа без добра не бывает.

Каждый вечер они находили тему для разговора и им не скучно в их небольшой, но уютной квартире. Валентина Александровна с нетерпением ждала субботнего вечера, когда она с Борисом пойдет в гости к приятельнице, у которой красавица дочь. Она убеждена, что Лиля сумеет разжечь интерес в сердце Бориса, и две одинокие мамы породнятся, сделают все, чтобы их дети были счастливы. Ей, в пятьдесят лет, больше ничего от жизни не надо. Порядочного мужчину для себя она теперь уже не найдет, так и будет греться счастьем своего сына.

Суббота подошла незаметно. Всю эту неделю Борис размышлял, как бы заработать немного денег, обновить свой гардероб и укрепить семейный бюджет. Он встречался со своими старыми приятелями по школе, часть из которых подалась в торговый бизнес и другое предпринимательство. Ему предлагали тоже открыть торговую точку, даже ссужали необходимую сумму, но становиться торгашом не хотел. К тому же понимал, что это дело временное, выздоровеет, вернется в бригаду. К концу недели выяснил, что можно заняться розыском угнанных дорогих иномарок в частной конторе, которой владеет его старый знакомый. Клиентов хоть отбавляй. Согласился. Маме скажет, когда возьмется за дело. А пока, надо собираться в гости.

Валентина Александровна находилась в хорошем расположении духа: она уж сто лет никуда не выходила с сыном, как же не радоваться. Она надела кремовый костюмчик, уложила волосы в пышную прическу, подкрасила дуги бровей, длинные бархатные ресницы, которые подчеркивали ее выразительные, такие же голубые, как у сына глаза, и повернулась с вопросом:

— Ну, как я?

— Ты у меня всегда красавица. Приоденешься — десяток лет долой. И почему ты не нашла себе достойного спутника после отца? — говорил Борис, искренне сожалея, что мама лучшие свои годы прожила без мужа.

— Ты же знаешь, пока ты был еще мальчишкой, никто не попадался, а потом не решалась из-за тебя.

Борис растроганно подошел и обнял маму. От нее пахло такими же духами, что и от Евгении, когда они расставались.

«Чем же она занимается в эту минуту и вспоминает ли обо мне? — подумал Борис. — И что бы она сказала, узнай о моих сборах?»

Борис был одет в джинсы и темную рубашку, хорошо скрывающую бинты последней перевязки. Прическа у него неопределенная, так как стригся еще в Красноярске до ранения, и копна пышных волос, по цвету маминых, были зачесаны назад, что весьма к лицу.

— Ну, что идем? — спросила мама бодро, передавая сыну пакет с бутылкой вина и коробкой конфет.

— Я готов, — ответил он ровным голосом, не представляя себя в роли потенциального жениха.

— Не будь так сух, Боря, расслабься, иначе ты испортишь настроение дамам.

— Извини, я постараюсь.

Они вышли из квартиры и через три минуты звонили Фомкиным. Двери открыла Лиля. Она ослепила разноцветием одежды Валентину Александровну. Лиля была в апельсиновой мини-юбке, голубом батнике и красных туфлях на шпильках. Нельзя было не остановить взгляд на ее стройной фигуре и, особенно, на больших зеленых глазах.

«Но я уже люблю одни огромные глаза, только голубые, небесные», — подумал Борис, не убеждая себя, а констатируя факт.

— Здравствуйте, и проходите, — сказала Лиля, широко улыбаясь, вглядываясь в глаза Бориса. — Мы вас заждались.

— Здравствуйте, — ответили гости, проходя в гостиную, где у стола увидели хлопочущую хозяйку.

— Оленька, вот моя единственная драгоценность — сын Борис.

Очень приятная моложавая женщина среднего, как и Лиля роста, одетая в простое черное платье, расшитое на груди блестящей вязью, энергично шагнула навстречу молодому человеку, пожирая его глазами и, сраженная крепкой статью и красотой молодого человека, с восторгом протянула руку.

— Лилина мама, — сказала она томным голосом, — Ольга Ивановна, очень приятно.

Борис не любил эту дежурную фразу и никогда не говорил ее при знакомстве.

— К вашим услугам, мадам, — он щелкнул каблуками, вытягиваясь в струнку, чем вызвал восторг хозяек, вынул из пакета и подал женщинам коробку конфет и бутылку «Монастырской трапезы».

— Несомненно, воспользуемся при случае, — весело отозвалась Ольга Ивановна, — прошу к столу!

Гости и хозяйки уселись, трапеза началась. На столе стояли салаты из свежих овощей, холодные закуски и вторые блюда. От выпитого вина женщины явно повеселели, Борис оставался сдержан, даже холодноват. Но это не смущало хозяек, и они наперебой сыпали довольно остроумными шутками и анекдотами. И мама, и дочь были в своей тарелке, их голоса не умолкали ни на минуту. У Бориса был прекрасный аппетит, и он с удовольствием съел все то, что ему подкладывали с обеих сторон хозяйки.

— Ты обещал быть строг к моему кулинарному искусству, — сказала Лиля звонким голосом, как бы прося внимание собравшихся.

— Я строг, но ни в чем не нахожу изъяна, — сказал Борис, чем весьма удовлетворил Лилю. — Но однажды я едал пирожки с капустой в Красноярске с особым наслаждением, — тут же несколько огорошил молодую хозяйку гость.

— И кто же их пек, разреши узнать?

— Одна молодая особа, когда я лежал в больнице.

— Боря, к чему эти воспоминания? — с упреком глянула на него Валентина Александровна.

— Простите… — несколько смутившись, ответил Борис.

— Пустое, Валентина Александровна, если бы Борис попробовал моих пирожков, то они бы затмили его воспоминание.

— Как знать, как знать, — неопределенно сказал Борис.

— На больничной койке при казенных харчах — все кажется слаще, — утвердительно подчеркнула Лиля и получила одобрительную поддержку Валентины Александровны.

— Боря, но как же тебе не повезло, мы так переживали! — сказала Ольга Ивановна, и разговор перешел в плоскость захлестнувших страну бандитизма, грабежей и убийств, вывоза за рубеж капитала, и что со всем этим милиция вряд ли справится без политической воли президента и правительства. Коль сложилась такая ситуация, стоит ли рисковать жизнью. И упаси Бог, в будущем ввязаться в новую, смертельно опасную схватку. Это было чисто женское, более того материнское суждение, и Борис ничего не счел нужным, как сказать: