Михай Фёльдеш - Приказ

Однако Денешфаи, этот заядлый картежник и кавалер, умеющий держаться в любой обстановке, продолжал непринужденно улыбаться, желая с видом победителя выйти даже из проигранной партии. Он, разумеется, ожидал более радушного приема, к столь явному пренебрежению не был готов, тем более что явился он сюда с ведома Сударыни. Однако в ответ на сухость Марошффи он напустил на себя показное спокойствие, что, однако, удалось ему далеко не в полной мере. Он был, как всегда, элегантен, весь надушен и пытался выглядеть высокомерным. Как истинный игрок, он и в жизни все время продолжал играть. За «искренней» улыбкой у него, разумеется, скрывалась жажда мести, реванша за то, что он попал в столь двусмысленное положение.

— Дружище, я пришел к тебе с разрешения твоей матушки! Ведь я могу помочь тебе. Мы все, твои многочисленные друзья и почитатели по генеральному штабу, считали тебя погибшим. Лично меня весть о твоей смерти страшно удручила, потому что именно в это время мне наконец-то удалось добиться разрешения на твое возвращение в Будапешт. Не скрою, что за это ты должен быть благодарен лично Лукачичу, а не кому-нибудь. А теперь представь себе продолжение этой истории: мы оплакивали тебя, закатили пышные поминки, а в это время какой-то рядовой полицейский, некто Янош Финзлейтер, пишет на тебя донос в районное отделение жандармерии. В доносе этот дурак, — продолжал Жолт, сделав небольшую паузу, — пытается убедить нас в том, что ты вовсе не погиб, а жив и скрываешься на квартире своей матери на проспекте Кристины. К счастью, шеф жандармов того района оказался настоящим джентльменом, он прекрасный парень, хорошо знает всю вашу семью и голову на плечах имеет. Он послал к вам самого глупого своего агента, получив от него самое «неутешительное» донесение, которое, естественно, тут же спрятал под сукно, а потом по телефону позвонил мне и спросил, что он должен в данном случае предпринимать. Я его, разумеется, заверил, что дальнейший ход этого дела он может предоставить мне, что я беру всю ответственность на себя. Этого негодяя Финзлейтера, этого глупого борова, я срочно отправил на фронт, чтобы он больше не болтал, и он уже отбыл туда с маршевой ротой. Однако я не переставал раздумывать над тем, что делать дальше. Вся эта история с тобой мне представлялась малоприятной. Поэтому в конце концов я все-таки решился зайти к твоей матушке и предложить ей свою помощь. Она тут же поняла, что во всем может довериться мне. Я же, естественно, никого больше в это дело посвящать на стал. Менее всего я хотел, чтобы о нем узнал Лукачич. Сейчас становится весьма сложно предсказать поведение барона: его очень беспокоит «политическое» брожение умов, появление огромного количества дезертиров не только среди солдат, но и среди офицеров. Уже отведав крови, он впал в раж и жаждет ее во все больших количествах. Теперь он считает вполне разумной единственную меру — «наказание как пример», — а это значит расстрелы, расстрелы и расстрелы. Он никому не делает поблажек, а тем более офицерам. Словом, не буду надоедать тебе лишними подробностями, — продолжал Денешфаи, все больше вживаясь в роль спасителя, — мне удалось достать для тебя необходимые документы. Итак, вот приказ и документы с твоим описанием. В итоге тебе всего-навсего надо заучить свое новое имя и отправиться в Игло. Это идея твоей матушки. Как хорошо, что ее младшая сестра вышла замуж за того бравого саксонца, который тем не менее достаточно либерален, для того чтобы не слишком уж придерживаться требований государственного этикета. Короче говоря, ты сможешь укрыться у него вплоть до заключения мира. А что будет потом — этого никто даже представить себе не может. Сейчас, — разглагольствовал Жолт, распаляясь все больше и больше, — воздух буквально насыщен самыми фантастическими предположениями, планами, прогнозами. Один чешский политик, некто профессор Ламмах, один из приближенных к престолу его величества, не устает пропагандировать ни больше и ни меньше как идею создания Соединенных Штатов Габсбургов. Он хочет разделить монархию на ряд государств, по числу наций, проживающих на территории империи. Но что бы там ни случилось, в сводах прежних законов образуются бреши, через которые тебе можно будет найти путь к спасению. Понятно? Итак, теперь ты отправляешься в Игло. Между прочим, если было бы возможно, я с радостью поехал бы вместе с тобой, потому что смею утверждать: нас ожидает страшное лето!

Денешфаи положил документы на стол и стал собираться в обратный путь. Марошффи уже сожалел, что позволил Денешфаи зайти столь далеко, но он тут же подумал о предстоящих событиях, о честном слове, данном матери, и, с трудом изобразив на лице кривую улыбку, только и произнес:

— Понимаю.

— Все в порядке, дружище, — сказал Денешфаи, — я тебя хорошо понимаю и не буду больше мешать. Но советую тебе как можно быстрее уехать из Будапешта. Лукачич вот-вот получит три тысячи новых жандармов, и тогда он дом за домом прочешет весь наш город. Было бы очень обидно попасть в его сети…

Денешфаи подождал несколько мгновений, с надеждой, что Марошффи вот-вот протянет ему руку. Однако капитан оставался безучастным, и Денешфаи по-военному щелкнул каблуками, кивнул ему и удалился. Об Эрике он не упомянул ни разу, почувствовав видимо, каким большим промахом это могло быть в данной ситуации.

После его ухода Марошффи довольно долго раздумывал над тем, могла ли Эрика иметь связь с этим человеком. Потом в состоянии какой-то прострации он сгреб со стола бумаги, принесенные Денешфаи, разорвал их пополам, а обрывки швырнул в угол.

Вероятно, именно в эти минуты Альби порывал со своей прошлой жизнью, во всяком случае, он сделал первый, но очень важный шаг к этому, и, сознавая или не сознавая всего, он как бы повернулся спиной к тому прежнему миру, в котором жил, с которым был тесно связан тысячами невидимых нитей.

Марошффи решил немедленно покинуть дом Анны Шнебель. Бесконечными и бесцельными казались ему дни, проведенные здесь. Его, как получившего внезапную свободу раба, вдруг охватило непреодолимое желание немедленно покинуть эту клетку.

Но куда бежать? Теперь Альби думал уже не о Руди Шлерне, а о Петере Татаре, который жил в Кишпеште на Заводской улице. Ему хотелось непременно встретиться с ним, именно к нему он теперь и решил направиться. Марошффи многого ждал от Петера. Он потерял всякий контроль над собой, его больше уже не пугали опасности. Он вышел из домика на улице Аранькакош бодро, как человек, у которого есть цель, зашагал в сторону площади Фехершаш по улочкам, залитым апрельским ярким солнечным светом, в сторону улицы Хаднадь. Он хотел добраться до Кишпешта еще до наступления темноты и на ходу мысленно отчитывал себя за то, что еще раньше не ушел из дома Анны Шнебель.