Александр Бушков - Темнота в солнечный день

– И куртку застегни, простудишься. Уже не лето.

– Да не холодно мне…

– Не ври и героя-полярника не изображай. Я ж и щекой, и ладонью чувствовала, что тебя познабливает. Ну?

Митя, посмеиваясь про себя, куртку все же застегнул: когда женщину тянет на заботу, остановить ее не легче, чем танк, когда у тебя нет гранаты…

– Митя, – сказала Юлька. – А стихотворение у тебя про любовь, правда? Девушка героя бросила, а он ее до сих пор любит… Я правильно поняла?

– В который раз убеждаюсь, Джульетта, что ты умница, – усмехнулся Митя. – Читал у меня этот стих знакомый студент, давал парочке друзей – так вот, они этого не поняли. Сказали, красивые стихи, и все.

– Так у меня же женское чутье. И женская интуиция, – сказала Юлька. – Митя, нескромный вопрос можно? Конечно, если я сглупила и тебе будет неприятно, ты не отвечай…

– Ну-ну, валяй, – с любопытством сказал Митя.

– А ты это не про себя писал?

Митя рассмеялся совершенно искренне:

– Мимо, Джульетта. Вот как-то так получилось, что не было у меня в жизни ни счастливой, ни несчастной любви. Школьные влюбленности не в счет – это такая детская болезнь вроде кори. А вот во взрослые года не было ни счастливой, ни несчастной. Одна личная жизнь – как тут еще назовешь. Интересно, это хорошо или плохо?

Немного подумав, Юлька заключила:

– Если не было несчастной – это, наверно, хорошо. А вот то, что не было счастливой, – наверно, плохо. Я думала, уж в твои-то годы счастливая любовь у всех бывает…

– Романтичное ты все-таки у меня создание, – сказал Митя и добавил вкрадчиво: – А может, и хорошо. Будь у меня счастливая любовь, мы бы с тобой сейчас здесь не сидели…

– Ой, и правда! – воскликнула Юлька чуть испуганно. – Я и не подумала… В самом деле…

С Юлькой он расставался на их обычном месте, в начале квартала, в конце которого стоял ее дом. Не стоило светиться. Он сам вырос в Миусске в таком же квартале и знал, насколько он похож на деревню – вроде и окна не горят, и на улице никого не видно, а потом оказывается, вся улица знает, кто проходил и с кем (по этой причине в светлое время они встречались вообще на соседней улице, на автобусной остановке). Предварительно скормил Юльке мускатный орех и пару мятных конфеток: хотя родители и смирились с бокальчиком вина на торжестве вроде мнимого сегодняшнего «дня рождения», могли вызвериться из-за запаха табака – такая уж у родителей непостижимая логика, отнюдь не только у Юлькиных.

Оставшись в одиночестве, в самом благодушном настроении, он призадумался, что делать дальше. Хмель почти выветрился, и не мешало бы догнаться еще немножко. Но возвращаться во времянку, где долго еще не угомонятся (завтра всем во вторую смену), означало бы непременно рано или поздно оказаться в очереди к Лорке, а после сегодняшнего вечера с Юлькой этого совершенно не хотелось. Такое ощущение, что этого вообще больше не хотелось – после ночей с Мариной.

Вот только Марина второй день лежала на обследовании в клинике МПС и должна была там провести еще дней несколько – Акимыч сказал, ждут то самое шантарское светило, именитого глазнюка, наконец-то собиравшегося сюда на гастроли, или как там это называется у медицинских светил.

Дома – никаких забот. Перед тем как поехать во времянку, он Пирата выгуливал не меньше часа, пес терпеть привычен.

Оставалось одно – взять бутылочку винца, но не просто так, а с серьезной мыслью…

Времени было без десяти двенадцать. Ночи, естественно. Все магазины закрылись в одиннадцать, но Митино знание города простиралось на самые разнообразные области аюканской жизни – в том числе и кое-какие сугубо местные секретики…

Свернув налево и пройдя четыре квартала, он вышел к «магистрали» – ярко освещенной и асфальтированной Архызской улице (таких «магистралей» на три десятка здешних улиц было всего три). Чуть отступив от тротуара по сравнению с соседними домами, стоял маленький, в два окошечка, продуктовый магазинчик. На двери, понятно, красовался косой накидной засов (в точности такой, как на подломленном ими ларьке), а в окошечке над дверью тускловато помигивала желтая лампочка сигнализации. Для человека несведущего магазин был закрыт ровно в одиннадцать, как и предписано правилами советской торговли.

Так то для несведущего… Из-за магазина, весело и громко перебрасываясь пьяными шуточками, вышли два мужика. Судя по тому, что они несли по две бутылки портвейна каждый, были как раз из сведущих. Вот только повели себя как дети малые – присели на лавочку тут же, почти под фонарем, явно собравшись оприходовать один пузырь, не отходя от кассы, а потом уж идти, куда им нужно.

Точно, дети малые. И ведь явно не новички в литроболе, и на хануриков не похожи – обычные работяги. Но уж таким-то следовало бы знать, сколь опасно пристраиваться распивать на ярко освещенной Архызской «магистрали», как и на любой здешней «магистрали» вообще. С одной стороны, машины спецмедслужбы в столь позднее время и в самом деле редко колесили по окраинам, держась ближе к центру. С другой – сегодня был день аванса, так что трезвяковские и здесь могли рассчитывать на хороший улов. Чего мужички определенно недоучли, размякнув соображаловкой после уже принятого…

Пройдя той дорожкой, которой мужики вышли, Митя оказался на заднем дворе магазина, возле закрытого изнутри доской широкого горизонтального проема – по нему туда по косому стальному листу сгружали лотки с хлебом, ящики с вином и все прочие продукты, не требовавшие особо деликатного обращения.

Умудренные жизнью люди знали: если громко постучать в эту самую доску шпионским стуком «тук-тук, тук, тук-тук», изнутри очень быстро неприязненно рявкнет женский бас: «Какого рожна?» Нужно было сказать: «Родной племянничек, тетя Фая». Доска моментально поднималась, открывая вид на тускло освещенную подсобку и дородную тетю Фаю, уже выглядевшую добрее некуда, родной бабулей. После чего очередной «племянничек» получал любой алкоголии из имевшегося в ассортименте и в любом потребном количестве – всего-то за двойную цену. Продолжалась эта лафа часов до двух ночи, после чего тетя Фая уходила спать, справедливо полагая, что всех денег не заработаешь, а жадность фраера губит.

Словом, едва минутка прошла, а Митя уже выходил со двора с бутылочкой «Агалины» во внутреннем кармане куртки. Едва свернув за угол магазина, ухмыльнулся с нескрываемым превосходством: ну да, вот так и стебут гундосых… На обочине стояла «Спецмедслужба», и в нее сноровисто загружали давешних неосторожных мужичков. Как водится, те пытались качать права, но с «трезвяками» при таких обстоятельствах не поспоришь… Можешь и сразу по почкам получить, не дожидаясь, когда в трезвяк попадешь.