Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Митя с независимым видом прошел совсем близко от машины, куда уже запихнули обоих. Вытрезвительские орелики привычно сделали на него стойку, но не доскреблись, поводов не увидели. Он не шатался, не шел зигзагом, так что выглядел вполне благонадежно.

Пройдя квартал по Архызской, он свернул вправо, в неширокий проход между двумя высокими деревянными заборами складов. Несведущему человеку неосвещенный проход показался бы сейчас тупиком, но Митя знал и эти лабиринты. Прошел метров десять, а там проход сворачивал направо и еще метров через десять упирался в невысокую калитку. Открыв щеколду с ловкостью старого бывальца, Митя оказался на детской площадке, как две капли воды напоминавшей облюбованную им с Юлькой. Ничего удивительного – явно детские садики строили по одному типовому проекту: те же качельки-карусельчки, песочницы, беседки. Да и сам детсад, где сейчас, понятно, ни одно окно не горело, как две капли воды напоминал тот, где Юлька тянула срок. А вот зачем и почему к задней калитке детской площадки вел этакий вот проход, никто не знал: в городе хватало подобных мелких архитектурных загадок, над которыми никто и не думал ломать голову, – не стоили они того. Главное, некоторые из них были весьма полезны, как вот эта – уж сюда-то «трезвяки» не полезут, да и обычные мусора объявятся, только если услышат вопли, что здесь кого-то убивают, да и то если окажутся достаточно близко.

Митя удобно устроился на лавочке в беседке. Совсем недавно здесь явно побывали такие же сведущие, причем не в одно лицо – в уголке под лавочкой стояли аж шесть пустых бутылок из-под «Кавказа». Точно, понимающие люди: не стали пушнину ни разбрасывать, ни бить – аккуратненько дали косвенным образцом взяточку дворнику. Утром дворник ночной урожай хозяйственно соберет, пустит в личный доход и шума поднимать не станет, не пойдет ябедничать заведующей, что ночью на площадке гулеванят алкаши.

Привычно откупорив бутылку, Митя сделал несколько добрых глотков, закурил и откинулся на спинку скамейки. Самое время было подумать о жизни. Занятие для него новое и незнакомое – до сих пор все его раздумья о жизни касались исключительно мелких бытовых проблем. А вот теперь речь впервые зашла о вещах посерьезнее.

Три с лишним года личная жизнь тянулась шаблонно, незатейливо и в общем без неприятных сюрпризов: ну, пару раз получал по морде из-за девчонки, так это ж селяви, и самому по тому же поводу пару раз чавки бить приходилось. А все эмоции, если вдуматься, сводились к одной-единственной: «Даст – не даст?»

И вдруг нежданно-негаданно, как гром с ясного неба, – Джульетта и Дея. Вот тут без малейшего его хотения и кое-какие чувства обозначились, прежде не испытанные, и несомненные сложности…

С обеими были именно что отношения. Он самокритично признавал, что ни в одну не влюблен, но отношения налицо и чувства налицо. Нешуточная нежность к Юльке (без всякой сексуальной подоплеки), а вот что он испытывал к Марине, Митя так и не смог определить словами. Безусловно, что-то испытывал, причем высокого накала, но что? Поди пойми… Жалость? Безусловно, но не такую уж сильную, чтобы грызла душу. Страсть? Безусловно, и какую! Привязался к землячке, читавшей те же книги, – ну, очень многие, – так что тем для разговора хватало: писатели, книги, фильмы, памятный обоим Миусск, четыре года назад покинутый без всякого сожаления, а теперь частенько мучивший ностальгией… И это присутствует в изрядном количестве. Но все равно остается что-то еще, никак не ловившееся на крючок из осмысленных словес…

Сложности, быть может, добавляло еще и то, что они чертовски разные, форменным образом из разных миров, прямо-таки нематериальные относительно друг друга, как человек и марсианин из знаменитого рассказа Брэдбери. Нет, все чуточку иначе: Марине и Юльке попросту негде соприкоснуться, даже оставайся Марина зрячей. Взрослая опытная женщина, научившая Митю такому, о чем он прежде и понятия не имел (первая такая в его жизни), и старшеклассница-неваляшка, которую Митя ничуть не стремился затянуть в постель, достаточно было и того, что она, покорно замерев в его объятиях, позволяла всякие вольности, понемногу расширяя их круг (тоже первая такая в его жизни). Человек и марсианин…

Нужно, пожалуй, набраться смелости, коли уж ты себя считаешь взрослым человеком, и задать себе непростые вопросы: вот, например, то, что он поддерживает отношения с обеими, умалчивая одной о другой, – измена или нет? А если измена, то кому? Марине? Юльке? Обеим сразу?

Когда в бутылке оставалась половина, он пришел к твердому выводу: нет, не измена. И он вовсе не лицемерил перед самим собой, он действительно так считал. Вот если бы он спал с обеими, это, безусловно, была бы измена, тут и гадать нечего, причем двойная, но очень уж разными были отношения с Юлькой и Мариной. Так что вопрос следовало закрыть – прения в одной отдельно взятой голове закончены, все обдумано, вердикт вынесен. Не измена.

Однако из этого вопроса вытекал другой, а из него – еще и третий. И вот они-то представлялись настолько серьезными и сложными, что Митя – наедине с собой можно называть вещи своими именами – попросту откровенно боялся в них углубляться. Стыдно признать, но боялся…

Вопрос номер два: как себя вести, что делать, вообще как обернется ситуация, этот не вполне классический треугольник, где только один из углов знает о существовании всех трех, если Марине вернут зрение? Спросите что-нибудь полегче… Ну, скажем, сколько звезд на небе? Или сколько чертей может уместиться на острие иглы? Как там у любимых авторов? Вот так вот думаешь, думаешь – и в итоге выдумываешь порох. Но он как раз не хотел выдумывать порох! Если совсем честно, он боялся выдумывать порох.

Как боялся не то что обдумывать, а вообще формулировать в четкие слова вопрос номер три, хотя прекрасно знал, что способен без труда это сделать. Но ведь, как только сформулируешь, придется над ним думать, а это тоже пугает не на шутку…

– Ой, а там сидит кто-то… – послышался рядом чуточку испуганный девичий шепоток.

Митя обернулся. Совсем рядом стояли парень с девчонкой его лет, а то и чуток помоложе. Углубившись в нешуточные раздумья, прослушал, как они подошли. А впрочем, они наверняка крались тихонечко, как совсем недавно они с Юлькой. Такие же бесприютные, ага. Посочувствовать можно с полным пониманием. И мысленно поблагодарить: сами того не ведая, своим появлением дали отличный предлог завязать пока что с глубинными раздумьями о жизни…

Парочка неуверенно топталась. Логично, мало ли что можно ждать от человека, ночной порой сидящего в уединенном месте с бутылкой в лапе…

Митя одним длинным глотком прикончил то, что оставалось в бутылке, аккуратно поставил ее под скамейку. Встал, вышел из беседки, сделал приглашающий жест и сказал вполне дружелюбно: