Александр Бушков - Темнота в солнечный день

Ну, пора. Они завели моторы и на малой скорости покатили следом по немощеной улице Гайдара. Парочка уже у главного взъезда в кооператив. Мафиози вошел туда следом за Томкой без малейшего замешательства – быть может, полагал, сучонок, что она это место выбрала специально, чтобы что-нибудь ему в виде аванса будущих отношений позволить.

Они подъехали к «парадному входу». Томки с Мафиози уже не видно, но ничего страшного, они свернули направо. Доцент с Сенькой предварительно немного покрутились по лабиринту и сейчас дали Томке инструкции: свернуть в первый проезд направо, потом в первый налево, потом опять в первый направо и остановиться у гаража с крупно намалеванным на черных железных воротах белой краской номером 67. Если там окажется какой свидетель, пройти дальше, свернуть направо, а там уж их догонят.

Нет, никаких свидетелей. Томка стояла у ворот шестьдесят седьмого гаража, а Мафиози, уперев вытянутые руки по обе стороны ее плеч, что-то говорил с улыбочкой, и уже ничуть не походил на примерного школьника – кошак похотливый, да и только.

Он и не подумал обернуться на шум мотоциклетных моторов, особенно громкий в тесном пространстве, очевидно, полагал, что это катят гаражевладельцы, в конце концов, многие здесь не машины держат, а именно мотоциклы. Доцент с Сенькой проехали метра на три дальше, остановились возле кирпичной стенки между двумя дверями, заглушили движки, поставили мотоциклы на подножки и, не снимая шлемов, неторопливой походочкой киношных ковбоев двинулись к Мафиози, все еще вкручивавшему что-то Томке с похабной улыбкой на стандартном личике советского школьника.

Томка первой обернулась на звук шагов – с откровенной радостью на лице. За ней и Мафиози с удивленным видом – понял, что парни вовсе не собираются проходить мимо. И на всякий случай убрал руки. Не стоило тратить время на дипломатию. Подошедший с фасада Сенька коротким крюком заехал пакостнику под дых, и тот еще не успел согнуться, как Доцент синхронно припечатал сзади по почкам. Примерный школьник сидел на корточках, отчаянно заглатывая ртом воздух – и, конечно, после такого удара получалось плохо. Доцент с Сенькой закурили и с чувством глубокого удовлетворения обозревали результат своих трудов. Столь быстрая и жестокая экзекуция была проведена по двум причинам: и чтобы с первого мига ошарашить клиента, и чтобы доставить Томке некоторое моральное удовлетворение за вчерашние приста- вания.

– Вы ему еще по яйцам пните, – сказала Томка мстительно.

– Не стоит, – лениво сказал Сенька. – Не потому, что жалко, а потому, что долго будет не готов к разговору… Том, ты иди, дальше уж мы сами…

– Все понял, урод? – гордо задрав подбородок, спросила Томка незадачливого ухажера. – Чао!

И простучала каблучками к повороту, ведущему к выходу. Оба зорко следили за подследственным, и когда он, малость отдышавшись, почти выпрямился, Сенькин ударом в грудь отшвырнул его к кирпичной стене, а Доцент полураскрытой ладонью вскользь проехался по уху. После такого клиент, как и следовало ожидать, взвыл от боли.

Докурив, Сенька указательным пальцем вытянул нейлоновый галстучек примерного школьника из-под застегнутого на все пуговицы пиджачка и окурком прожег под узлом приличных размеров дыру. Хохотнул:

– Попросишь мамку новый купить. А то вообще без галстука ходи, за интеллигента все равно не проканаешь, гондон штопаный…

Только теперь до Мафиози, по лицу видно, дошло, что происходящее имеет какую-то подоплеку, что не просто так два проезжих рокера остановились дать по организму первому попавшемуся шманку. Может, уже и вспомнил, что они называли Томку по имени.

– Парни, за что? – Он пытался держаться если не уверенно, то по крайней мере спокойно, но видно было: поплыл.

– За шкирку, – сказал Доцент и рявкнул: – Мессер заяви! Русского языка не понимаешь, дрочила-мученик? Нож покажи! Сам найду – хуже будет!

Откровенно подрагивавшей рукой Мафиози полез в карман пиджачка и подал Доценту нож. Точнее, ножик. Сенька рядом откровенно заржал:

– Млять, с чем нынешняя школьная блатата ходит! Я боюся!

Доцент не смеялся. Вот теперь он ощутил самую натуральную ностальгию: точно такой же ножик, с указательный палец длиной, с двумя лезвиями, подлиньше и покороче, со щечками из темно-вишневой пластмассы он в четвертом классе купил в магазине на сэкономленные из денег на завтраки восемьдесят копеек. А в пятом променял Женьке Фидлону на белого хомячка. Оба лезвия, поочередно раскрытые Доцентом, выглядели вполне прилично: не сточены, не выщерблены. Он вспомнил, как нес домой хомячка в кармане пальто, а тот за это время ухитрился изрядно карман изгрызть. Но некогда было умиляться ностальгическим воспоминаниям, и он опустил ножик к себе в карман. Лишний сувенир на память о Миуссе и тамошнем детстве, представлявшемся сейчас золотой порой, – хотя бывало там всякое.

– Э… – неуверенно вякнул Мафиози, увидев, как его нож исчез в кармане доцента.

– Молчать, – сказал Сенька. – Мы говорим, ты слушаешь. Понял, или в самом деле по яйцам пнуть? Это будет больно.

– Понял… – проворчал школьничек, зло глядя исподлобья.

Доцент легонько смазал ему по скуле, так, чтобы не оставить фингала.

– Что стебало косостебишь? Смотреть веселей! Куда нынешняя молодежь катится? Кличек понабрали жутких, на которые права не имеют, ножики носят, бормотуху жрут, девочек силком вафлят… – Доцент дернул его за галстук и задушевно сказал: – Ну какой ты Мафиози? Ты просто самый везучий сперматозоид. Когда твой папка твоей мамке спустил, все остальные заблудились и передохли, а тебе свезло. Короче. Кто сейчас отсюда ушел?

– Томка…

Доцент хлестнул его по щеке:

– Тебе она, щенок, не Томка, а Тамара Гайдученко. Усек? Что ты ей вчера предлагал и чем пугал? Ну?

– Я это… В шутку…

– А Людку Хромчихину вафлили тоже в шутку? В глаза смотри, самый везучий сперматозоид!

Помянутый в глаза упорно не смотрел – елозил вокруг затравленным взглядом.

– Ну так вот, – сказал Сенька. – Запоминай намертво, щенок. Томка – сестренка нашего кента. Ему самому она не сказала – он парень бешеный, сто процентов яйца бы тебе оторвал. Нам, конечно, плевать, где твои яйца, при тебе или в канаве, но ведь посадили бы из-за тебя хорошего парня как пить дать… Вот и приехали мы. Мы не такие бешеные, но такие же злые, понял? Ты на кого член свой плюгавый растопырил, ублюдок? На сестренку парня из здешней кодлы. Что такое кодла, пони- маешь?

– Ага… У нас в Кемерове тоже…

– Значит, знаешь… Вот и прикинь: как ты будешь жить, если на тебя вся кодла оскалится? Ты не Гитлер, в бункере не спрячешься, да и откуда у тебя бункер… Мусоров тебя охранять не поставят. Не жизнь у тебя настанет, а параша. Короче, так. Если Томку не то что пальцем тронешь, на десять метров к ней подойдешь, если вообще мы узнаем, что ты в школе до других девочек докапываешься… Рано или поздно подловят тебя в тихом месте человечка четыре-пять из кодлы. Штаны снимут, раком поставят и отдуплят, как последнего лагерного пидора. Долго будешь домой ползти с рваной жопой… Улик у тебя в жопе никакая судмедэкспертиза не найдет – у нас пацаны грамотные, гондонами пользоваться умеют… А потом окажется, что все, кто тебя якобы драл, в это время в консерватории сидели или в филармонии, и их там человек двадцать видели, и билеты у них есть с оторванными корешками, и смогут перечислить, каких Бетховенов слушали… Все понял? – Сенька легонько приложил ему по скуле. – Все понял, спрашиваю?