Михаил Полюга - Альпийский синдром

Руки у меня чесались – немедля отменить незаконное постановление о прекращении дела. Но прежде я взялся за телефон и набрал номер областного отдела кадров.

– Рад тебя слышать, Евгений Николаевич! – вяло пробормотал в трубку Чижик-Пыжик Чуков. – Что там, в районе? Надеюсь, полный порядок?

Голос кадровика был мягок и доброжелателен – по всей видимости, он уже проведал о визитах в район Горецкого и решил быть настороже: мало ли какие у меня теперь отношения с областным. Как бы чего не вышло.

– Полный порядок только на кладбище, – грубо огрызнулся я и тотчас укорил себя за злой язычок, но кадровик пропустил грубость мимо ушей, как если бы я только и всего, что неудачно пошутил и подобные шутки не стоят его внимания. – В районе все хорошо. Происшествий нет. Есть настоятельная просьба. Пора бы нашему Ильенко отдохнуть от трудов праведных.

– Не справляется? Пьет?

– Справляется, но чересчур рьяно. Пьет, но в меру. А в остальном…

– Я тебя понял, – раздумчиво протянул Чуков. – Пойду докладывать. И мне думается, Мироновичу пора, пора… А есть замена? Чтобы не вышло: мы дедушку с почетом, а дела расследовать некому.

– Замена найдется. Есть у меня на примете паренек, – неопределенно заверил я, хотя никого на примете не было и не могло быть: ведь намерение отправить Ильенко на пенсию возникло только сегодня.

– Ладно. Если решится положительно, я ему сам позвоню. А ты думай, куда еще одного помощника разместить. Добавляем в район единицу. Жди, приедет такая себе девица… В этом году окончила университет. Так что быть тебе наставником-педагогом. Не хмыкай, справишься. А вот за Саранчуком смотри в оба: испортит ненароком девицу…

Я простился и положил трубку, но вместо законного удовлетворения от сделанного шага внезапно ощутил некоторое душевное неудобство, как если бы из благих побуждений принужден был причинить ближнему своему боль. Но с другой стороны, что было бы, поступи я иначе? Война нервов и кресел, тайное или открытое неповиновение? Новые анонимки, пропитые уголовные дела? Само собой, я переломил бы ситуацию, но в результате превратился бы в надзирателя, ищейку, руководителя, который никому не верит, которому не на кого опереться. Ладно я, пострадало бы вверенное мне дело.

Со вздохом я сел к компьютеру и принялся отменять постановление о прекращении уголовного дела против Бугаева.

Но и часа не прошло, как дверь тихонько приоткрылась, и хорьковая физиономия Ильенко, просунувшись и пожевав губами, сообщила, что завтра его вызывают в отдел кадров.

– Что ж, поезжайте, – как можно равнодушнее сказал я.

Физиономия помедлила скрыться, и еще какое-то время я ощущал на себе цепляющий, как репей, но уже как бы присмиревший, вопрошающий о чем-то с надеждой взгляд.

Ночью со вторника на среду меня поднял с постели звонок дежурного по райотделу.

– Евгений Николаевич, разбойное нападение в Быстрике, – бодрым голосом сообщил дежурный. – Трое в масках проникли в дом Шинкаря, один с наганом, двое с обрезами. Шинкаря с женой связали, избили, забрали все деньги и ценности. На место выехала оперативная группа. И Демидович там. Перед отъездом приказал позвонить вам.

Шинкарь Андрей Адамович был головой зажиточного хозяйства из тех бывших советских колхозов-миллионеров, переменивших вывеску на фасаде, но, по сути, сохранивших все лучшее из прежних лет. И вот на тебе, разбойное нападение…

– Еду! – сказал я и помчался заваривать перед ночным броском кофе.

– Пистолет возьми, – сказала Даша, набросившая на ночную сорочку халат и пришедшая следом за мной на кухню. – Мало ли: ночь, дорога… И не приезжай обратно, ночуй у себя в рыбхозе. Только сначала позвони, не засну, пока не позвонишь.

– Что значит не засну? Заснешь! Тебе на работу… Ладно, позвоню. Но ты все равно спи, вряд ли раньше утра доберусь до телефона.

Ночь стояла теплая и глухая, как если бы ночные звуки обернуты были в вату. Высоко над головой млели высокие августовские звезды. Вкрадчиво и отдаленно, будто невидимый морской прибой, шумели в саду листья старого ореха, с цветочной клумбы нежно и тонко тянуло ароматом маттиолы.

Я вывел «семерку» из гаража, бросил на пассажирское сиденье рядом с собой ТТ в жесткой, будто кирза, кобуре и погнал по пустынным улицам из города. За Игорьком решил не заезжать: пока сообразит, что к чему, начнет одеваться, надумает выпить перед дорогой кофе и съесть бутерброд, и ехать на место происшествия смысла не будет. Пусть спит, пока спится и молодая жена под боком. Как я спал когда-то, каждую секунду ощущая, что Дашенька рядом.

«Неужели опять Чекеня? – думал я, вспоминая фотографию человека в милицейской ориентировке, бородатого, с пристальным холодным взглядом надменного лица. – Определенно, Чекеня! Кому еще быть, как не ему?!»

В последний год в районе участились разбойные нападения на дорогах. Четверо или пятеро бандитов, в форме работников милиции и в масках, останавливали микроавтобусы с предпринимателями, ехавшими за товарами, отбирали деньги и грузы, сопротивлявшихся убивали. Особо не изощрялись: на глухих участках трассу перегораживали самодельной лентой с шипами, а едва шофер притормаживал, чтобы заменить колесо, вылетали из засады.

– Это вооруженное ограбление! – кричал Чекеня и для острастки палил из автомата вверх. – Деньги, драгоценности, товары – на бочку, иначе…

Одно только имя Чекени наводило на водителей и предпринимателей ужас. Ходили упорные слухи об ограбленных и убитых на дорогах области. Банду выслеживали, разрабатывали операции по поимке, но все впустую. А однажды, когда все-таки вышли на след и гнались за бандитской «Нивой», в милицейском уазике закончился бензин, и Чекене с братками снова удалось улизнуть. И наказать было некого: для дежурной машины выделялось десять литров бензина, и тот добывался с трудом, – какая уж тут погоня!

«Или все-таки не Чекеня? Эти ворвались в дом с наганом и обрезами, избили и ограбили, – тот с бандой орудует на дорогах, вооружен автоматом. Нет, не похоже. Эти какие-то залетные, тот уже не раз засветился. Ну и время настало – злое, шакалье! У бандитов есть транспорт, автоматы с наганами – у ментов нет даже бензина. Не время, скорее безвременье, черная космическая дыра».

Задумавшись, я запоздало переключил свет с дальнего на ближний – и едва разминулся с огромной фурой, просвистевшей мимо, будто болид, под негодующий рев клаксона. При этом спрессованной упругой волной воздуха «семерку» пихнуло на обочину, и я не без труда вернул ее на шоссе.

«Чтоб тебя!.. – безмолвно, одними губами выругался я, отирая со лба холодный пот, и еще раз чертыхнулся. – Таким манером можно и без Чекени непредвиденно попрощаться с жизнью».