Тони Моррисон - Любовь [litres]

Хид впилась взглядом в стручковую фасоль, а в ее ушах звенело: Яныбар-айдагей! Яныбар-айдагей!

В тот вечер, когда шеф Бадди Силк силком привез Кристин обратно, воспрепятствовав ее дурацкому намерению сбежать из дома, за что она и получила оплеуху, Хид ни слова ей не сказала. Она просто стояла рядом с Папой на лестнице и держала его за руку. А через две недели Кристин исчезла, предоставив Хид самой заботиться о себе. Ее единственными спасителями в новом загадочном мире остались только Л. и Папа.

– А я никогда не видела своего папу, – сообщила Джуниор. – Он в армии погиб. Во Вьетнаме.

– Ну, он хотя бы туда поехал, – заметила Хид.

– А моей матери было на меня наплевать.

– Моей – тоже.

– Может, мне стоит выйти замуж – по вашему примеру?

– С замужеством будь осторожна!

– Вам от мужа достался такой большой красивый дом.

– Мой Вьетнам! С той разницей, что я жива осталась. – Пока жива, подумала Хид. – Но ты права: он обеспечил меня на всю оставшуюся жизнь.

– Ну вот, видите! А вы разве не рады, что он вас жалел?

– Жалел? – сердито переспросила Хид. – И с чего это так думаешь?

– Ну, не «жалел». Я не то имела в виду. Я хотела сказать: он же понимал, что вы будете одинокой.

– Конечно, понимал. Но это была не жалость. Это была… это была…

Она не могла выговорить это слово, и после 1947 года ни разу не слышала, чтобы он его произносил. Во всяком случае, ей – хотя на протяжении двадцати четырех лет она все ждала и ждала. А когда он умер, вырвавшиеся у нее из груди рыдания означали то, что она тогда поняла: больше она уже никогда этого слова не услышит.

– Вот что… – Она тронула Джуниор за плечо. – Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделала. Чтобы мы вместе сделали. Это для меня – но и ты не останешься внакладе.

– Конечно! А что сделать?

– Есть кое-какие документы, которые мне нужны. Но они хранятся в месте, куда я не могу сама добраться. Тебе надо меня туда отвезти и потом помочь мне их найти.

– Куда вас отвезти?

– В отель. Нужно попасть на чердак. Нам понадобится самописка.

Джуниор не могла его нигде найти. Она поискала его в других комнатах, потому что когда сидела у него в кабинете, надев его галстук, то не ощутила аромата лосьона после бритья и не услышала его шепота в ухо: «Привет, сладкая моя!» Может быть, ей просто и не нужно было, чтобы он ей что-то говорил. В знак одобрения. Может быть, он и так понимал: она знает что делать. Сперва прощупать Кристин: убедиться, что они с ней все еще друзья – на тот случай, если план Хид накроется. Вывести из дома Хид и усадить в машину так, чтобы Кристин их не заметила, – очень просто, потому что жизнь в доме подчинялась четкому графику, как в колонии.

Тем же вечером она примостилась на корточках рядом с Кристин, которая сидела на заднем крыльце с банкой газировки в одной руке и сигаретой в другой. Несмотря на прохладную погоду, у Кристин под фартуком была только блузка без рукавов. Джуниор указала пальцем на сигаретную пачку.

– Можно мне одну?

– Купи свои! Тебе же платят. А мне – нет.

– А если я не могу себе этого позволить, а, Кристин?

– Ты же можешь себе позволить эту металлическую штуку в носу, значит, можешь позволить и сигареты!

– Вообще-то я не курю. Вонючая гадость!

Кристин рассмеялась, вспомнив, каким амбре наполнила Джуниор дом в первый день своего появления.

– Ну и молодец.

– А почему вам не платят? Вы же больше меня работаете!

– Потому, что твоя хозяюшка ненормальная и злобная, ей помощь нужна.

– Так я же ей помогаю.

– Не такая помощь. Ты не заметила в ней никаких странностей?

– Ну самую малость. Возможно.

– Самую малость? А если кто не выходит из своей комнаты годами – разве это не признак слабоумия? И о чем только вы там с ней болтаете, я не пойму!

– О разном. Например, о ее жизни.

– Господи!

– Она показывала мне фотографии. Свадебные. Я видела и вас на фото – у нее на свадьбе. Вы были просто красавица, Кристин, настоящая красавица! Вы же ее давно знаете, да? Вы с ней кузины или как?

– Кузины? – Кристин скривила губы.

– Нет? Вы не родственницы? Просто подруги?

– Она мне не подруга. Она мне бабушка!

– Это как?

– А вот так. Бабушка. Поняла?

– Но вы же одного возраста.

– Я даже старше. На восемь месяцев.

– Постойте, – Джуниор нахмурилась. – Она сказала, что была замужем тридцать лет и что он умер двадцать пять лет назад. То есть она тогда была… ребенком!

– Это все заметили, – Кристин отпила из банки.

– А вам тогда… сколько было?

– Двенадцать. Мой дед женился на ней, когда ей было одиннадцать. Мы были лучшими подругами. Вчера мы строили вместе замки из песка на пляже, а сегодня он усаживает ее к себе на колени. Вчера мы играли в дочки-матери под одеялом, а сегодня она спит в его постели. Вчера мы играли в «звездочки» [43] Речь идет об игре «джекс»; комплект игры состоит из маленького упругого мячика и набора гнезд (металлических шестиконечных предметов), напоминающих звездочки. на пляже, а сегодня она трахается с дедушкой! – Кристин оглядела свои бриллианты и помахала пальцами, как гавайская танцовщица. – Вчера этот дом был мой, а сегодня она в нем хозяйка! – Она отложила сигареты и встала. – Это же как-то влияет на мозг, если выходишь замуж до первой менструации. Ей нужна помощь специалиста, как думаешь? – Кристин подула на свои кольца. – Вчера девственница, а сегодня – рожай детей! – и с этими словами она ушла, оставив Джуниор обдумывать услышанное.

Кристин вернулась на кухню – и ее прошиб пот. Она приложила лоб к дверце холодильника, потом распахнула ее, подставив лицо холодному воздуху. Волна жара вмиг отступила, как и там, на крыльце, но быстро охватила ее вновь, вызвав дрожь во всем теле. Прошло уже немало времени с тех пор, как спала завеса и за ней обнаружилась пустыня безжизненных камней, и Кристин подумала: уж не ей ли, а вовсе не Хид, требуется помощь специалиста? Достав из морозилки несколько кубиков льда, она завернула их в полотенце и стала прикладывать к горлу, вискам, запястьям, пока не унялась дрожь. Но осталась печаль. И четкий незамутненный вид окружающего мира, каким он и был в реальности – бесплодным, темным, уродливым, безжалостным. Что она тут делает? Что забыла? Спутанные помыслы, бессмысленные притязания. Она знала, что старается придумывать себе все новые и новые занятия – а как еще отогнать прочь это видение: нагромождение серых мертвых камней, лишенных живой зелени. Закрыв глаза и прижав к векам холодное полотенце, она шепнула: «Нет!» – и распрямила спину. Это важно! Ее борьба с Хид не бессмысленна, не напрасна. Разве можно забыть, как она сражалась за подругу, как пренебрегала собственной матерью, чтобы ее защитить, как давала ей свою одежду: платья, шорты, купальник, сандалики, – как они вдвоем устраивали пикники на пляже… Они хохотали до упаду, придумали свой секретный язык и ночью видели одинаковые сны. А потом твоя лучшая и единственная подруга выпрыгнула из твоей ванны, предательски окатив тебя водой, и без зазрения совести променяла фантазии, шепотом рассказанные под одеялом в твоей кроватке, на темную комнату в конце коридора, в которой воздух был пропитан запахом виски и тайных утех старика, где она занималась вещами, которые нельзя описать, настолько мерзкими, что и игнорировать их было тоже нельзя. Этого Кристин никогда не забудет. И почему она должна забыть? То, что изменило всю ее жизнь. То, что изменило Мэй – раз и навсегда. Тогда даже у Л. челюсть отвалилась…