Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

Слова поразили Кристофера, как пули. Кассин лгал. Иначе быть не могло. Если он клюнет, то Кассин победит. Эти ужасные слова зависли между ними, словно тина на поверхности пруда.

— А вы, месье Кассин? Получается, испытали все это на себе?

— Я знаю, что существует на самом деле, а что нет. — Он снова затянулся и наклонился вперед. — Я оставил дом в твоем возрасте и отправился в Париж заниматься искусством. Познакомился с месье Моне и месье Ренуаром, работал с ними обоими. Это было чудесное время. Время… открытий. — Он поднял бокал и пристально на него посмотрел. — Когда я понял, что никогда не смогу стать так же хорош, как они. Хотя у меня тоже был свой талант. Знаешь, какой? Женщины. Женщины давались мне легко, и вскоре я понял, что с этим талантом мне вовсе не обязательно быть богатым самому. В Париже было множество дам, которые хотели видеть рядом с собой молодого художника, и я давал им желаемое. А они, в свою очередь, давали мне свободу, чтобы заниматься искусством. Я путешествовал по всей Европе, от Парижа и Рима до Берлина и Вены. И везде всегда были женщины, богатые женщины.

Кристофер осмотрел комнату и задался вопросом, куда подевались все деньги. Лампа в углу мерцала, отбрасывая тень на лицо Кассина. Он явно наслаждался происходящим. Кристофер сделал еще один глоток виски и посмотрел на собеседника.

— Я жил в Париже с женщиной, задолго до твоего рождения, до войны. С чудесной женщиной. Богатой. Моя жена, Марджери, мать Ребекки, была ее племянницей. — Кассин усмехнулся. — Она была красавицей, но не больше. Марджери должна была унаследовать семейное состояние. Я начал за ней ухаживать. Разумеется, ее тетя об этом не знала. — Кассин сделал еще один глоток и посмотрел на пол между ними. — Золотое было время, лучшее в моей жизни. Но Марджери переехала обратно сюда, на Джерси, в дом своей семьи.

Тяжело было поверить, что этот человек — отец Ребекки.

— Она… Она уехала, и я остался в Париже с ее тетей. Но потом началась война, и я исполнил свой долг, с честью служил во Фландрии, пока не получил пулю в ногу и не вернулся домой. Должен сказать, мне повезло больше, чем большинству моих друзей. Твой отец и его приятели хорошо позаботились о… О многих из них. — Кристофер смотрел ему в глаза не моргая. — А теперь этот безумец, Гитлер… Хочет уничтожить все, к чему прикасается. Твои люди когда-нибудь успокоятся? — сквозь зубы процедил он.

— Меня не интересует политика.

— Думаешь, живя здесь, ты можешь изменить свою суть? Ты — один из них. Ты правда думаешь, что я мог бы отдать дочь тебе? Грязному фрицу?

— Я родился немцем, но живу здесь. Моя мать была с Джерси. Я живу здесь с шести лет.

— О, да какая разница? Ты навсегда останешься одним из них, всегда будешь здесь чужим, и сам это знаешь. — Кассин откинулся на спинку кресла, поставил бокал и направил на Кристофера ружье. Кристофер вжался в стул. — Ты понимаешь, что я мог бы сейчас пристрелить тебя, парень? Пристрелить и сказать, что ты вломился в мой дом. Никто ничего не узнает.

— Прошу, месье Кассин. Я сожалею…

— Я велел тебе больше так не говорить! — проревел Кассин. — Я же сказал. Так что, ты сожалеешь?

— О чем?

— Ты сожалеешь, нацистская крыса?

— Нет, нет, я не сожалею.

— Хорошо, хотя бы это ты признаешь. Мы хотя бы честны друг с другом. А теперь соберись. Посмотри, на буфете сзади тебя лежит листок бумаги. Да, парень, вон там. Возьми его и ручку. Сейчас мы напишем письмо Ребекке, расскажем ей о твоих истинных чувствах. Думаю, она имеет право знать. Верно?

Кристофер взял бумагу и ручку. Ружье по-прежнему было направлено прямо на него.

— Итак…

— Заткнись. Говорить буду я. А ты пиши. Ты ведь умеешь писать, правда? Да, подложи ту книгу. Это не должно выглядеть… Небрежно. — Кассин опустил дробовик на колени, взял бокал с виски и начал диктовать: — Дорогая Ребекка… Пиши, парень, пиши!

— Ладно, ладно.

— Дорогая Ребекка, я не могу сказать тебе это лично, потому что меня переполняет чувство вины. — Лицо у Кассина было суровое, неумолимое. — В последнее время я много размышлял над нашими отношениями. И вынужден сказать, что больше нам видеться не следует. Я чувствую себя очень виноватым с тех пор, как переспал с Сандрин. — Кристофер посмотрел на Кассина, раскрыв рот от изумления. Вскочил с места, забыв, где находится. Кассин улыбнулся и взмахом ружья приказал ему сесть на место. Он рухнул обратно на стул. — Я беру полную ответственность за свои действия и не могу списать их на свою растущую алкогольную зависимость. Я хочу, чтобы ты была счастлива, и теперь понимаю, что недостаточно хорош для тебя, особенно если учесть инфекцию, которую я подхватил после того случая. — Кристофер уронил ручку. Кассин снова поднял ружье. — Продолжай писать или я вызову полицию и скажу, что подстрелил грабителя. Выбирай, парень!

У Кристофера свело все мускулы, тело словно обмякло. Кассин продолжил:

— Я знаю, ты обдумываешь предложение о замужестве от Джонатана Даррелла. И меня утешает, что ты нашла достойного поклонника. Я желаю вам с ним всего самого наилучшего. Твой, и так далее, и так далее. Никаких выходок, парень. Подпиши, и если я увижу в письме хоть что-нибудь подозрительное, какой-нибудь шифр…

— Нет там никакого шифра, посмотрите сами, старый вы ублюдок!

— Давай сюда. — Кассин просмотрел письмо. — Отлично. Для Ребекки это станет неприятным шоком, но ее хотя бы сможет утешить Джонатан. И ее семья, разумеется.

Кристофер чувствовал себя измотанным и опустошенным. Он встал.

— Я пойду.

Он знал, что делать дальше. Нельзя позволить Кассину победить.

— Да, выметайся, — позволил Кассин. Кристофер поспешил в полумраке к входной двери. Когда он вышел, слова Кассина еще эхом звучали у него в голове: — Держись подальше от моей дочери. Если я еще раз увижу тебя с ней рядом, то убью. Слышал? Ты слышал, парень?

Кристофер закрыл за собой дверь, выбежал в сад и наклонился вперед, тяжело дыша.

Спотыкаясь, он ковылял обратно к своему дому, а вокруг свистел ветер, и волны бились на пляже, звоном отдаваясь у него в ушах. В глазах помутнело, а во рту стоял привкус виски, смешиваясь с желчью, подкатившей к горлу. Света больше не было. Луна и звезды погасли. Он по памяти брел по дороге к дому отца. Споткнулся обо что-то твердое и скорчился на дороге. Потом встал, почувствовав тупую боль в колене. Она усилилась, когда он попытался опереться на левую ногу, и он потащился, подволакивая ее за собой. Останавливаться было нельзя. Дом был впереди. Кристофер не видел его, но знал, что он там.

— Я должен ее найти, — сказал он, то ли вслух, то ли про себя. Дорога повернула налево, и он вместе с ней — глаза уже привыкли к темноте. Дом был там. Свет не горел. Он увидел свой велосипед, все еще стоящий у куста, где он его оставил. Теперь он был ни к чему.