Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

— Заткнись, просто заткнись.

Кассин допил виски.

— Что ты будешь со мной делать? Это месть?

Кристофер вспомнил, как отскочила голова Анки, когда пуля пробила ей череп, вспомнил слезы на лице Шульца, когда его убивал Фридрих. Он попытался представить смерть Ребекки, но это было слишком мучительно. Он вспотел, несмотря на холод в кабинете. Это докажет другим эсэсовцам его преданность делу. Это даст ему свободу помогать другим людям, которые заслуживают жизнь. Он почувствовал, как его палец прижимается к курку. Кассин вжался в спинку стула. Кристофер положил пистолет обратно на стол.

— Ты будешь работать в группе под моим руководством, здесь, в экономическом отделе. Выжить в лагере непросто, но я защищу тебя. Пока ты работаешь — ты в безопасности, и я буду стараться сохранить твою жизнь. — Кристофер встал. — Что ты умеешь?

— Сделаю все, что скажешь.

— Просто старайся, как можешь. Если кто-нибудь узнает, почему ты здесь оказался, месть не заставит себя ждать. Если расскажешь кому-нибудь, что мы знакомы или что я знал Ребекку, ты труп. Понятно?

— Да, конечно.

— Здесь нет закона. Во всяком случае, для заключенных. Уважай меня, и я буду защищать тебя, насколько смогу.

Кристофер налил себе последний бокал и протянул Кассину бутылку.

Бессонная ночь закончилась с восходом. Кристофер медленно, с усилием выбрался из кровати и поставил босые ноги на холодный пол. Внутренняя пустота расползлась по всему телу. Он чувствовал себя стариком. Кристофер не стал включать свет, пока одевался. Его глаза уже привыкли к темноте. Он потащился по серой слякоти к машине, его привилегии на время поездок в Берлин. Прожекторы и лампы освещали путь достаточно хорошо, чтобы видеть лица заключенных, поднятых на работу, — они выстраивались на перекличку, и каждый напоминал живой труп. Кристофер остановил машину и вышел посмотреть на место, где пристрелили Анку и человека, который пытался ее спасти. Кровь все еще не убрали — черная лужа на серо-коричневой слякоти.

Через десять минут машина была загружена и готова к поездке. Шесть тяжелых чемоданов, забитых банкнотами. Кристофер с трудом дотащил их до машины. У него больше не осталось никаких задач. Он стал обычным эсэсовцем, который пытался делать свою работу, пытался выжить. Больше не осталось целей, как и причин участвовать в убийстве невинных людей. Он мог оставить себе машину и уехать, сдать большую часть денег в Берлине и скрыться. Попытаться забрать Александру и отца и пересечь границу Швейцарии, денег для взятки у него сколько угодно. Но этого казалось недостаточно.

Он выехал за ворота, навстречу мертвому пейзажу. Кристофер задумался о пистолете на поясе. Если он убьет Фридриха, ему станет легче? Отъехав от лагеря километров на двадцать, он съехал на обочину. Он был совершенно один. Тело в лесу найдут быстро, за пару дней. Они точно будут искать его, если он не доставит деньги. Пистолет был тяжелым и холодным, ледяное дуло упиралось в мягкий висок. Но его тяжесть была приятна. Как он может оставаться частью этой системы? Лучше закончить жизнь так, чем участвовать в ужасах лагеря. Кристофер закрыл глаза. И уронил пистолет на колени. Впервые с тех пор, как он был ребенком, он увидел свою мать такой, какой она могла бы стать сейчас, седой и морщинистой, словно постаревшая Александра. Он убрал пистолет в кобуру. На дороге было пусто. Багажник открылся легко, как и чемоданы. Он взял понемногу из каждого, напомнив себе, что придется подправить записи. В результате у него оказались три большие пачки американской и английской валюты, примерно три тысячи американских долларов.

Он приехал к дому кузена Харальда повидаться с отцом и сестрой. Они заплакали, когда он рассказал о Ребекке. Кристофер сидел и просто смотрел на них — он чувствовал такое опустошение, что не мог разделить это горе. Алекс подошла и обняла его, но он почти не чувствовал ее прикосновений.

— Я должен рассказать вам кое-что еще. — Его снова охватила такая апатия, что стало тяжело даже говорить. Он рассказал им про Анку, про Шульца, про их убийство.

Александра заговорила первой:

— Кристофер, ты поступил очень храбро, но если бы тебя поймали…

— Если бы поймали меня, а не Шульца, меня бы уже отправили в тюрьму или убили, но погиб он, его пристрелили за несколько секунд. Он знал, на что идет. Но все равно попытался спасти ее. Несмотря ни на что.

— Кристофер, я не хочу, чтобы ты рисковал жизнью, — взмолилась Александра.

— Эти люди, о которых ты рассказал — Фридрих, Брайтнер, Франкль, Лам, — настоящие монстры. Они сдадут тебя, не сомневаясь ни секунды, — сказал его отец.

— Я знаю, но зачем я вступил в СС, отец? Чтобы продолжать дело Третьего рейха, служить Гитлеру?

— Разумеется, нет, Кристофер, но…

— Я уже принял решение. Мне понадобится ваша помощь. Без вас у меня ничего не получится.

— А система охраны в лагере? Ты ведь, слава богу, бухгалтер, а не коммандос.

— Система охраны? Меня она не касается. Бриллианты, золото — дело другое. Их доставляют отдельно. Моя работа — наличные. Собирать, подсчитывать, записывать и доставлять деньги. Больше этим никто не занимается — во всяком случае, сейчас. Ко мне прислушивается лагеркоммандант. Я возглавляю антикоррупционный комитет, и, говорят, предложенную мной систему уже используют в других лагерях. Я не могу сидеть сложа руки. Не могу быть просто офицером СС. Особенно теперь. Это мой долг перед Ребеккой. Перед Анкой и Шульцем.

— Я попрошу тебя только об одном, — перебил его отец.

— О чем?

— Пережди. Похоже, сейчас в лагере слишком напряженная обстановка. Дождись, пока вступит в должность новый лагеркоммандант, пока ты не узнаешь его получше и он не начнет доверять тебе, как доверял Хёсс. Просто делай свою работу, как все остальные, хотя бы этот месяц до Нового года, а потом посмотрим, какой план лучше разработать. У меня как раз будет время подготовиться.

5 января 1944-го Кристофер встретился с Рудольфом Херцем, руководителем металлообработки фабрики Круппа в Аушвице III — производственного комплекса, построенного возле лагеря, чтобы использовать рабский труд его обитателей. Херц пожал Кристоферу руку, и его секретарь предложил забрать кожаный чемодан, принесенный Кристофером.

— Спасибо, но нет.

Чемодан с легким стуком опустился на тонкий ковер. Херц был лысеющим, полным мужчиной под шестьдесят. У него на столе стоял почти пустой бокал виски. Он сразу предложил Кристоферу выпить, и тот согласился. Кристофер поднес бокал к губам. Над столом висел большой портрет Гитлера.

— Значит, дела идут хорошо?

— О да, хотя цены растут. Всегда только поднимаются. Сначала они просили семь рейхсмарок за еврея, потом девять, теперь двенадцать. Сколько вообще можно требовать за одного еврея?