Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

— Я тогда находился в лагере для интернированных. Моя семья еще оставалась в Германии. Даже Том приехал туда, чтобы быть с Александрой. Поверить не могу — ты вернулась, а меня не было.

— Никто не знал, где ты. Нужно было искать дальше, но у меня не было денег, а оставаться на Джерси без тебя оказалось слишком мучительно. Я пыталась. Расспрашивала. Некоторые рассказывали, что вы стали коллаборационистами. Мне понадобилось долгое время, чтобы принять то, что теперь оказалось ложью. Но пришлось. Только так я смогла жить дальше.

— Мой отец вернулся первым, но только несколько месяцев спустя после твоего приезда. — Кристофер прислонился к стене, измотанный разочарованием. — Теперь ты знаешь, кто я. Тебе понадобилось на это девять лет, но ты знаешь.

Лифт спустился в холл, и Кристофер сделал шаг назад, чтобы пропустить Ребекку. Лифтер смотрел им вслед, когда они вышли из здания и пошли по Бродвею.

— Думаю, нам сюда, — сказала Ребекка, и они повернули к парку. Стоял теплый вечер, на улицах гуляли толпы людей.

— Так что случилось, Ребекка? Где ты была? Твой отец сказал, что тебя убили, что ты ударила охранника.

— Я правда ударила охранника. Мы поговорили о моей семье, но как твоя? Я так часто их вспоминаю.

— Они в порядке, Ребекка, я еще расскажу. Пожалуйста, расскажи о себе: вопросы терзали меня все эти годы.

— Ты уверен, что не хочешь обсудить эту чудесную погоду? — Он повернулся и посмотрел на нее, чуть не врезавшись в дородную женщину средних лет, которая послала ему сердитый взгляд. Ребекка придвинулась поближе, взяла его за локоть и продолжила: — Когда я ударила охранника, меня привели к комманданту лагеря. Мне уже приходилось с ним говорить, заступаться за некоторых узниц. Я была уверена, что он казнит меня, но он не стал этого делать. Я ему чем-то понравилась, и он решил перевести меня в другое место, а не убивать.

— Догадываюсь, чем ты ему понравилась, — хрипловатым голосом вставил Кристофер, удивившись собственной реакции и сразу пожалев о сказанном. Но Ребекка на него даже не посмотрела и, к его облегчению, просто продолжила говорить:

— Меня отправили в Голландию, в Вестерборк. Вестерборк был перевалочным пунктом, местом сбора евреев, цыган и политических заключенных перед отправкой в концентрационные лагеря, где их убивали. Многих из тех, кого я видела в Вестерборке, отправляли в Аушвиц. — Кристофер помнил голландских евреев в лагере. Две его работницы были голландками. — Я провела там несколько месяцев, а потом меня отправили в Бухенвальд. Я приехала туда в феврале 1944-го. И пробыла там до марта 1945-го, пока меня не вывезли с несколькими тысячами других заключенных. Нас погрузили в поезд. Они хотели убить нас в газовых камерах, пока еще была такая возможность, но через несколько дней мне удалось сбежать — спрыгнула с поезда на перегоне. Я пряталась в лесу, пока меня не нашли британские солдаты. Это было в апреле 1945-го.

Кристофер вспомнил, что его в это время взяли под арест в Дахау, несмотря на протесты заключенных, которые отправили к американским офицерам делегацию в его защиту. Появился указатель Пятьдесят восьмой улицы. Колумбус-Серкл и парк были прямо перед ними.

— И как ты выжила в Бухенвальде? Это было ужасно? — спросил он, пока они переходили улицу.

— Тяжело говорить об этом вот так, на улице. Я хочу рассказать тебе, Кристофер, хочу рассказать все. Но это непросто.

— Понимаю. — Они зашли в парк, и вокруг сразу стало тише. — Почему я не нашел тебя? Уверен, что люди, которые тебя искали, проверяли те лагеря.

— Коммандант в Биберахе сменил мне фамилию, чтобы меня не отследило его начальство.

— Значит, ты ему и правда понравилась. — Он не раз видел, как офицеры в лагере проникаются симпатией к заключенным девушкам.

— Видимо, да.

— И какую ты взяла фамилию?

— Ребекка Кляйн. Выбрала наобум. Это была фамилия для лагерей, а для заключенной она не играла никакой роли.

— Значит, когда твоего отца привезли ко мне в Освенцим, он правда считал тебя убитой?

— Скорее всего, да. Коммандант Бибераха отправил меня той же ночью. Он хотел, чтобы охранники считали меня убитой. И больше я не видела никого из заключенных, только после войны. — Они пошли медленнее окружающего их потока людей. — Кристофер, скажи, когда ты организовывал спасение детей в Освенциме, подкупал офицеров, вывозил детей сам, ты когда-нибудь боялся?

— Я был в ужасе, постоянно, боялся все время — когда просыпался по утрам и засыпал ночью. — У них над головами смыкались ветки деревьев. — Хуже всего было полное одиночество, отсутствие друзей, я никому не мог рассказать об истинной причине своего пребывания в лагере. Со временем зондеркоманда и работницы «Канады» поняли, кто я, но по-настоящему довериться им я не мог. Это было слишком опасно. Приходилось держать их на расстоянии. Боялся ли я? Да. Но каждые две недели мне удавалось видеться с семьей, и это спасало. Без их поддержки я бы точно не справился.

— Так расскажи, как твоя семья? Я так по ним скучаю.

— Но не по мне, да?

— По офицеру СС? — улыбнулась Ребекка. — Нет, я пыталась выбросить тебя из головы.

— Но теперь ты знаешь. Знаешь, кто я. Поверить не могу, что мой план, все мои попытки найти тебя нас разлучили.

— Откуда тебе было знать? Ты поступал, как считал правильным.

— Но теперь ты знаешь, кто я? Я хочу услышать это еще раз.

— Да, но ответь на вопрос про семью. — В ее глазах мелькнуло былое озорство, или его новая версия.

— Приятно видеть, что тебя не изменило время, что тебя не изменило… все произошедшее.

— Я не говорила, что пережитое меня не изменило… И все же, все же: как твои родные?

— Да, моя семья. Прекрасно. Вернулись на Джерси.

— Все?

— Да, постепенно все вернулись, кто-то раньше, кто-то позже. Но теперь все там. После войны Александра снова стала жить у Тома. Они живут в пригороде Сент-Хелиера. У них уже шестеро детей.

— Шестеро детей?

— Да, шестеро. Так сказать, наверстывают упущенное. Такое впечатление, что Алекс беременеет, стоит ей лишь повернуться. Кажется, Тому достаточно просто на нее посмотреть. Но после всех мучений, они это заслужили.

— Они чудесные люди. Так хочется их снова увидеть. А твой отец? Я так часто вспоминала его. Из-за него забыть о тебе было гораздо сложнее. От мысли, что его я тоже никогда не увижу, становилось еще больнее.

— Я не знал, что мы с тобой расстались. Все эти годы я думал, что мы по-прежнему вместе. — Он повернулся к Ребекке, дожидаясь ее реакции. — Знаю. Ты считала, что я нацист… — Улыбка женщины служила сигналом к продолжению. — Отец хорошо. Мы виделись на прошлой неделе. Мы живем вместе с ним, моей дочерью и моим двоюродным братом Стефаном.