Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

— Тысячи эсэсовцев, работавших в Освенциме, до сих пор разгуливают на свободе. Но те, с кем я работал? Да, думаю, мой сосед по комнате Франц Лам до сих пор на воле, хотя лично я его преступлений не видел.

С Давидом у окна разговаривала какая-то женщина. Она повернулась к Кристоферу. Посмотрела прямо на него, и он похолодел. Не может быть. Сколько раз ему это снилось. Она стояла рядом с Давидом, приложив руку ко рту, и смеялась. Невероятно. Разве это возможно? Давид ей что-то сказал. Ее длинные темно-русые волосы падали на плечи платья с цветочным орнаментом. Красота поразила Кристофера, лишила чувств. Он уже стоял, хотя не помнил, как поднялся на ноги, и снимал с себя наушники. Кристофер покрылся холодным потом, но в груди жгло сердце. Он побежал к двери.

— Итак, дамы и господа, сегодня у нас в гостях Кристофер Зелер, бывший эсэсовец, человек, которого некоторые называют «Ангелом Освенцима», но прямо сейчас мы вынуждены прерваться на рекламу. Мы скоро вернемся. — Ведущий недовольно посмотрел на Кристофера. — Что случилось?

Кристофер выбежал в коридор. Женщина повернулась к нему.

— Ребекка?

— Кристофер? — У нее по щеке скатилась слеза. Он обнял ее. Ребекка разомкнула объятья быстрее, чем ему хотелось бы. Она стала старше: они не виделись одиннадцать лет. — Поверить не могу! Прошло столько времени. — Она продолжала плакать.

— Одиннадцать лет, Ребекка, почти одиннадцать с половиной, — выдохнул он, едва выговаривая слова. Она была худой, почти такой же худой, как в их последний день на Джерси, но по-прежнему безупречно красивой. — Прекрасно выглядишь. Где ты была последние девять лет? Я думал, ты погибла.

— А я думала, что ты стал нацистом. Слышала, что ты работал охранником в Освенциме. Я возвращалась на Джерси, хотела тебя найти, но дома никого не было. Никто не знал, где ты. Я узнала о тебе правду, только когда прочитала в газете.

— Но твой отец сказал, ты мертва.

— Он так думал, но меня перевели в другой лагерь. — Она стерла запястьем слезы, и Кристофер увидел обручальное кольцо.

— Сходим куда-нибудь? Я не очень хорошо знаю город, приехал сюда впервые. — Он повернулся к Давиду: — Давид, это Ребекка, о которой я тебе рассказывал.

— Рад, очень рад познакомиться.

— Давид, я должен идти. Ребекка, ты здесь живешь?

— Нет, завтра утром возвращаюсь в Израиль. — Ее изысканность была живым воспоминанием.

— Давид, ты же слышал. Я вынужден идти. — Было шесть вечера. — У нас мало времени.

Ведущий смотрел на него через стекло студии, показывая на часы.

— Кристофер, я понимаю, но мы пригласили тебя сюда именно ради интервью. Оно почти окончено — осталось не больше получаса. Это важно. Остаток дня ты можешь провести с этой леди. У вас будет целый вечер. Это живая трансляция.

— Я подожду, — пообещала Ребекка. — Я уезжаю завтра рано утром, но у нас впереди весь вечер. Делай что нужно.

— Даже не знаю…

— Пожалуйста, Кристофер, закончи интервью. А потом мы можем провести время вместе.

— Хорошо, я закончу интервью, но можем мы хоть несколько минут поговорить сейчас?

— Я постараюсь все уладить, — ответил Давид и направился в студию.

— Ну, как ты? — спросила Ребекка. Он подвинулся к ней, но вдруг оказался слишком близко, и она отступила назад.

— Хорошо. Поверить не могу, что ты здесь. Выглядишь здорово, просто здорово.

— Спасибо. Ты тоже отлично выглядишь.

Из студии высунулась голова Давида.

— Они нашли для трансляции старую программу. У тебя есть час, но потом возвращайся, чтобы закончить.

— Спасибо, Давид, — ответил Кристофер, повернулся к Ребекке и показал на лифт: — Пойдем?

— Так давно тебя не видел… Кажется, сейчас я должен говорить исключительно важные или остроумные вещи, — сказал Кристофер.

— Но в жизни ведь так не бывает, правда?

— Обычно — нет. — Он снова нажал на кнопку лифта. — Как ты нашла меня сегодня и что делаешь в Нью-Йорке?

— Приехала по делам.

— И чем ты сейчас зарабатываешь?

— Работаю в маркетинге. В фирме в Тель-Авиве, где сейчас живу. В понедельник я прочитала о тебе в газете. Позвонила в редакцию, поговорила с журналистом, который брал у тебя интервью, и он сказал, что сегодня ты будешь на радио. Вот я и приехала. — Она пожала плечами. — Удивительно, что я ничего о тебе не слышала, после всего, что ты сделал.

— Это мое первое интервью. И в газетах про меня не писали до этой недели. И не написали бы, если бы не американский еврейский комитет.

— Как они о тебе узнали?

— Им написал один из тех детей, которых я вытащил из лагеря. — Кристофер умолк и посмотрел на Ребекку, жадно поедая ее взглядом. — Я так рад, что ты выжила. — Приехал лифт. — Так рад, что ты здесь: я думал, ты мертва. Поверить не могу.

Лифтер спросил, на какой этаж они едут.

— В холл, пожалуйста, — попросил Кристофер. — Парк всего в нескольких кварталах. Можем пойти туда.

— Хорошо, — угрюмо ответила она.

— В чем дело?

Она покачала головой.

— Все эти годы, я тебя ненавидела, с самой войны. А теперь узнала, что ты сделал, и причина, почему я пряталась от тебя столько лет, оказалась ложью.

— Откуда тебе было знать? Ты могла только верить чужим словам и тому, что видела сама. Как ты узнала, что я служил в СС?

Лифтер поднял бровь и искоса посмотрел на него.

— Я нашла отца в лагере для освобожденных, когда вышла из Бухенвальда. Он рассказал о тебе. Что ты работал в Освенциме.

— Разумеется, — Кристофер позволил себе ухмыльнуться. — Я должен был догадаться. Где твой отец теперь?

— Насколько я знаю, живет в Суррее, но я не видела его с 1951 года. После войны он пытался найти мою мать, но она погибла при бомбардировке Лондона.

— Мне очень жаль. — Он протянул к ней руку.

Ребекка улыбнулась, но руки не взяла.

— Спасибо, ты очень добр. Он нашел другую женщину, когда узнал, что… ее больше нет.

— Я ему никогда не нравился, да? И в конце концов он добился, чего хотел.

— До сих пор помню момент, когда он рассказал о тебе. Я не могла поверить и сначала не верила. Плакала несколько дней. Я была слаба. Весила тридцать пять килограммов. После того, как узнала, я думала, что умру. — Она помолчала. — Об этом нелегко говорить, даже с тобой, особенно с тобой.

— Тебе не обязательно мне рассказывать…

— Нет, я хочу. Правда.

— Хорошо. Я слушаю.

— В лагерях было тяжело, тяжелее, чем я могла себе представить.

— Догадываюсь, каково тебе пришлось.

— Ты не испытывал того, через что пришлось пройти нам, заключенным.

— Не спорю.

— Я выдержала лагеря только благодаря тебе, благодаря мысли, что однажды мы опять будем вместе. И когда я вышла, у меня в голове не укладывалось, как ты мог превратиться в одного из них спустя лишь несколько месяцев после нашего расставания на Джерси. Я вернулась на Джерси, надеясь тебя найти. В апреле 46-го года, но дом был пуст.