Салли Руни - Нормальные люди

Стремительно – она ничего не успевает сообразить – Алан поднимает руку и швыряет в нее бутылку. Она разбивается об кафель у нее за спиной. В глубине души она понимает, что он не хотел ее изувечить, – они стоят совсем рядом, а бутылка ее даже не задела. Тем не менее она бежит мимо него вверх по лестнице. Мчится сквозь прохладный воздух дома. Он поворачивается и бросается в погоню, но она успевает проскочить к себе в комнату и всем весом навалиться на дверь. Он дергает ручку, она, напрягаясь, не дает ее повернуть. Потом он ударяет в дверь ногой. Ее трясет от выброса адреналина.

Ты, дрянь! – говорит Алан. Открой дверь, блин, я тебе ничего не делал.

Прижавшись лбом к гладкой древесине, она отвечает: оставь меня в покое, пожалуйста. Иди спать, ладно? Я внизу все уберу и ничего не скажу Денизе.

Открой дверь, говорит он.

Марианна наваливается на дверь всем телом, крепко сжимая ручку, плотно зажмурив глаза. Она с самого детства жила ненормальной жизнью, это ей известно. Но многое уже скрылось за завесой времени – так земля скрывается под ковром осенних листьев, которые рано или поздно смешиваются с почвой. То, что происходило с ней раньше, теперь погребено в ее теле-земле. Она пытается быть хорошим человеком. Но в глубине души знает, что она человек плохой – испорченный, изломанный, и все ее старания вести себя правильно: формировать правильные взгляды, говорить правильные вещи – лишь попытки спрятать то, что схоронено внутри, прикрыть испорченность своей натуры.

Тут ручка выскальзывает у нее из пальцев и дверь распахивается еще до того, как она успевает отступить в сторону. Дверь с хрустом влетает ей в лицо, в голове возникает странное ощущение. Она делает шаг назад, Алан входит. Слышен звон, но это не звук в физическом смысле, скорее где-то у нее в черепе трутся друг о друга две воображаемые металлические пластины. Из носа течет. Она понимает, что в комнате оказался Алан. Поднимает руку к лицу. Из носа так и хлещет. Отведя руку, она видит, что пальцы перемазаны кровью – теплой, мокрой. Алан что-то говорит. Похоже, кровь – с ее лица. Мир куда-то уплывает по диагонали, звон делается громче.

Будешь делать вид, что это я виноват? – говорит Алан.

Она снова подносит ладонь к носу. Кровь льется с такой силой, что пальцами не зажмешь. Стекает по губам к подбородку, она это чувствует. Видит, как тяжелые капли падают на синий ворс ковра.

На кухне он достает из холодильника банку пива, садится к столу, открывает ее. Через минуту хлопает дверь, он слышит звон ключей Лоррейн. Привет, говорит он – погромче, чтобы она услышала. Она входит, закрывает кухонную дверь. Стук каблуков по линолеуму липкий, будто размыкаются влажные губы. Он замечает, что на абажуре под потолком сидит совершенно неподвижно раскормленная муха. Лоррейн мягко кладет ладонь ему на затылок.

Марианна домой ушла? – говорит Лоррейн.

Да.

Чем там матч закончился?

Не знаю, говорит он. Кажется, пенальти.

Лоррейн отодвигает стул, садится с ним рядом. Вытаскивает шпильки из волос, складывает на стол. Он отхлебывает пива, согревает его во рту, прежде чем проглотить. Муха над головой пошевеливает крыльями. Штора над кухонной раковиной не задернута, можно смутно разглядеть черные силуэты деревьев на фоне неба.

А я прекрасно провела время, спасибо, что поинтересовался, говорит Лоррейн.

Прости.

У тебя вид расстроенный. Что-то случилось?

Он качает головой. На последней встрече неделю назад Ивонна сказала, что видит у него «положительную динамику». Специалисты по психическому здоровью предпочитают такие вот выхолощенные выражения – слова, протертые начисто, будто классные доски, лишенные всяческих коннотаций, бесполые. Она спросила, появилось ли у него ощущение «привязанности». Раньше ты говорил, что застрял между двумя точками, сказала она: и дома чувствуешь себя чужим, и здесь не прижился. Это чувство осталось? Он только пожал плечами. Препараты делают у него в мозгу свою химическую работу, вне зависимости от того, что сам он совершает или говорит. Каждое утро он встает, принимает душ, приходит на работу в библиотеку, не помышляет о том, чтобы спрыгнуть с моста. Он принимает таблетки, жизнь идет своим чередом.

Разложив шпильки, Лоррейн начинает пальцами расправлять волосы.

Слышал, что Иза Глисон беременна? – говорит она.

Да, слышал.

Твоя давняя подружка.

Он берет банку с пивом, взвешивает ее в руке. Иза была его первой девушкой, первой его бывшей девушкой. После того как они расстались, она звонила ему по ночам по домашнему телефону, а трубку брала Лоррейн. Лежа в своей комнате под одеялом, он слышал голос матери: прости, лапушка, он сейчас не может подойти к телефону. Ты лучше с ним в школе поговори. Когда они встречались, она носила брекеты – сейчас, наверное, уже не носит. Да, Иза. С ней он часто смущался. Она делала невероятные глупости, чтобы вызвать у него ревность, а потом разыгрывала невинность, как будто им обоим не было понятно, что она натворила: то ли она действительно считала, что он не заметит, то ли и сама не замечала. Его это страшно бесило. И он отдалялся от нее все больше и больше, а в конце концов написал в эсэмэске, что больше не будет с ней встречаться. Они уже сто лет не виделись.

Не знаю, зачем ей сохранять ребенка, говорит он. Она что, из тех, кто против абортов?

Тебе кажется, это единственная причина, по которой женщины рожают детей, да? Из-за своих отсталых политических взглядов?

Ну, насколько мне известно, с отцом ребенка она рассталась. И кажется, даже не работает.

Я, когда тебя родила, тоже не работала, говорит Лоррейн.

Он пристально смотрит на сложный красно-белый узор из букв на банке пива – завиток на «В» загибается назад, а потом еще и внутрь.

И ты об этом не жалеешь? – говорит он. Я знаю, ты сейчас станешь щадить мои чувства, но ответь честно. Тебе не кажется, что жизнь сложилась бы удачнее, если бы ты тогда не родила?

Лоррейн смотрит на него в упор, лицо застыло.

Господи, говорит она. Ты о чем это? Марианна беременна?

Чего? Нет.

Она смеется, прижимает ладонь к ключице. Вот и хорошо, говорит она. Господи.

В смысле я так полагаю, добавляет он. А если беременна, я тут ни при чем.

Мама его некоторое время молчит, не отнимая руки от груди, а потом говорит дипломатично: ну, это не мое дело.

В каком смысле – ты думаешь, что я вру? Я тебя уверяю, у нас с ней вообще ничего.

Несколько секунд Лоррейн не произносит ни слова. Он отхлебывает пива, ставит банку на стол. Его безумно злят эти материнские выдумки о том, что они с Марианной – пара, при том что прямо сегодня вечером именно это едва не сбылось, впервые за много лет, но кончилось его слезами в пустой спальне.