В Коско - Войной опалённая память

На решение этой задачи мобилизовали бойцов- красноармейцев, мирное население. Все взялись за пилы, топоры и лопаты и начали строить лесные жилища. Народ понимал нависшую над ним угрозу, а потому все работали слаженно как и до войны. Что же представляли собой наши жилища, наши партизанские землянки и шалаши?

Вырывался котлован, как правило, на высоком месте, чтобы не подходила вода, внутри делался сруб из бревен, сверху накат из бревен, все обсыпалось землей, а сверху, для маскировки, все засыпалось опавшей листвой и шипульками — иглами сосен и елей. У входа вставлялась в землю ель или сосна, для маскировки.

Вход вначале делали один, но потом обстоятельства подсказали, что надо делать в противоположной стене второй. Партизан-охранник встречал огнем противника при входе, дети, старики и женщины выходили из-под огня с другой стороны, ползли и скрывались в чаще. Это делалось на случай, если бы мы были застигнуты врасплох. Обычно же партизанские патрули предупреждали о прочесывании леса карателями. Но лес тогда был нашим спасением, кишел населением как город и фашисты знали, что «бандиты» в лесу, с тыла парализуют их действия и срывают все планы.

Палатки представляли собой каркас, сверху и с боков обложенный еловой корой. С елей она снималась весной и летом плотным слоем, толстые ели давали полосу до одного метра шириной, длина не ограничена, если свалить ель, то можно было снять кору до 3-х метров высотой, до самых лапок. Вот поэтому и стояло после войны в урочище «Поддера» много засохших елей.

Палатки иногда покрывались брезентом или парашютной тканью, но это уже было своеобразной роскошью. Например, отряд Корзуна, который расположился рядом с нашим на открытом месте, в березовой роще, имел палатки, покрытые парашютным шелком. Однако белый шелк был хорошо виден с высоты самолетного полета и являл собою хорошую цель для фашистских летчиков.

Весьма актуальной для нас была задача по деморализации и последующему уничтожению полиции и карательного отряда Гресска. Мы надеялись привлечь на свою сторону отдельных «заблудших овец», там более, что многие из них поняли свое шаткое положение и готовы были повернуть оружие против общего врага.

Расстояние до Гресска от места нашей дислокации составляло 35 километров. Нужно было наведаться в Гресск, установить связь с теми из полицаев, которые не успели обагрить руки кровью соотечественников, погрязнуть в черных делах оккупантов, понимали трагизм допущенной ошибки.

Из состава нашей группы для установления таких связей наиболее хорошо подходил Владимир Яковицкий: навестит своих детей у родственников в Шищицах, что недалеко от Гресска, к тому же он прекрасно знает Валентину Витко, через которую можно войти в доверие к Лидерману, Купе и Илясову, тем более Купа пытается покорить красавицу.

Такой план был логичным, мне он нравился, однако Мария Флориановна Курьянович привела свои доводы:

— Валю Витко я знаю как свою подругу, мы вместе справляли свои свадьбы. Мужа моего убили, без мужа и ребенка осталась и она. Я пойду, и только я. Тем более, это не выглядит так подозрительно, как если бы пошел Владимир.

Пришлось согласиться с ее вескими доводами.

— А как же дети? — был вопрос.

— Я приведу их сюда, в землянку.

Напор и доводы патриотки нас обезоружили. Пришлось согласиться. Заготовили обращение к полиции Гресска. Бумаги не было. Писали на обоях. Обои — тоже бумага. София под мою и присутствовавших бойцов диктовку писала обращение большими печатными буквами.

«Земляки! Односельчане! Весь народ, не жалея своих жизней, борется с фашистскими захватчиками. Вы же предали его и стали лизоблюдами и холуями у поработителей. Разве вам по пути с такими кровавыми подонками, как Степан Илясов? Это же душитель и вешатель. Сколько погубил он наших односельчан? Однако жарко ему стало в Селецке, не скроется он и в Гресске под крылышком у фашистских карателей. Красная Армия разгромила немца под Москвой, дала прикурить ему как следует под Сталинградом. Разве вы не видите, что чужеземцы, спасая свои шкуры, не щадят никого и ничего. Губят беззащитных стариков, женщин, детей. За что погибли жена и трое детей Басаковича, семьи Елишевича, Разувакина, Исака Курьяновича и его сыновей, за что повесили В. Рухлевича, за что льется невинная кровь людская?

Но недалек тот час, когда погоним фашиста в свое логово. Куда же вам тогда подаваться, не бросать же свои семьи, чтобы, спасаясь от законного возмездия, следовать с немцем на чужбину? Не заходите глубоко, поворачивайте оружие против врага. Тогда люди и Родина простят вам ошибку. Следуйте примеру Франака Шлифтуна и Виктора Курьяновича, они бросили полицию, несмотря на угрозы кровавого Илясова и помогают партизанам и подпольщикам Селецка.

Такого же мнения и ваши семьи. Узнавайте секреты карателей, собирайте оружие и передавайте партизанам и подпольщикам Селедка, готовьтесь к переходу к нам через связных. Наша сила растет, победа будет за нами!

Для веса и убедительности была поставлена печать и штампы сельсовета, которые моей женой были спрятаны вместе с некоторыми документами в муравейнике. Путь знают, что советская власть есть и будет всегда.

Два дня пробиралась Мария до Шищиц, а затем и в Шведы, где с родственниками проживала Валя Витко. А это тридцать километров лесного массива, но главное — преодолеть шоссе Минск-Слуцк, а также гарнизон полиции и карателей в Шищицах. Прошла.

Валентина встретила с радостью, она уже знала о потере Марией родных и близких, она тоже перенесла многие лишения от новых властей. Рассказала, что подпольщики Гресска держат с ней связь. Сделаны диверсии в пожарном депо, сожжены скирды с хлебом, готовится диверсия на маслозаводе. Положение у гитлеровских властей шаткое, люди уже не верят их обещаниям и пропаганде. И это обращение будет очень кстати. Тем более, что местных полицаев недавно очень здорово поколотили партизаны и подпольщики.

— Надо же, печать и штамп поставили, — говорила Валентина, — это произведет впечатление, придаст веру в Советскую власть.

В завершение разговора Валя сказала:

— Я сама выйду на связь с Селецкими борцами, ты же зайди в семью Яковицких, дети Владимира Яковицкого здесь у родителей. Связь с нами держи через Владика Тарасевича, он наш человек, работает на маслозаводе бухгалтером, навести также семью Матруны Вощебрович.

Они тепло распрощались, уйдя от подруги, Мария не удержалась и по дороге зашла в семью Владимира Яковицкого. Старики были очень рады, что отец троих малышей, которые бегали по хате, жив и невредим. Конечно же, вестей о судьбе их угнанной в Германию матери не было никаких. Но для Владимира, так рвавшегося на это задание, будет радостным и это сообщение.