Ивлин Тойнтон - Современное искусство

— Кто же может сказать, каков человек на самом деле, — пытается отговориться она.

— Раз так, расскажите все, что можете. Что он вам сказал в тот первый вечер, что говорил о своих картинах, как смотрел на вас в постели, что угодно. Пожалуйста. — Он накрыл ее руку своей, и тут до нее доходит: он же ее клеит, вот к чему он подпускает задушевности. Задумал, переспав с ней, разнюхать, каким был Клей Мэдден, он не первый, кто к ней с этим подъезжает, но чтобы так стараться, этого, уже Бог знает сколько лет, не случалось. Впрочем, останься он у нее до утра, она не станет названивать Стюарту Холлису в два ночи, а это уже неплохо.

Она склоняет голову, ее губы раздвигает медленная ломкая улыбка.

— Вот что он мне сказал как-то ночью — он был тогда у меня. Сказал: когда пишет, он слышит, как у него в голове гудит ветер.

— Это просто поразительно.

— Так он и был поразительный человек.

На самом деле Клей Мэдден ничего подобного не говорил, это вранье, как и все, что она о нем рассказывает. По правде говоря, когда он бывал с ней, он чуть не все время рыдал, иногда, правда, сидел и подолгу смотрел на нее. Просил ее задернуть синие бархатные с бахромой шторы, купленные на блошином рынке, и сесть на подоконник, а сам устраивался на кровати и, опершись на спинку, смотрел-смотрел на нее. И она чувствовала, что только смотреть на нее, касаться ее — уже подарок, а отчего так, что было в его взгляде, ей не объяснить. Вот почему не важно, чего он мог или не мог в постели: ни с кем, никогда она не чувствовала себя такой красивой, как с ним.

— Я что имел в виду — просто поразительно, до чего мрачная картина. Это же говорит о страшном одиночестве.

Она сердится: тоже мне открытие.

— А никто его за Мистера Бодрячка [73] Мистер Бодрячок — персонаж серии детских книг английского писателя Роджера Харгрейвза (1935–1988). Книги эти он иллюстрировал сам, персонажи их вели себя соответственно своим именам (Мистер Ворчун и т. д.). Первую книгу он написал в 1971 году, вскоре их стали экранизировать, переводить на разные языки. Популярность книг немыслимая: продано более восьмидесяти пяти миллионов экземпляров. и не держал.

Чары снова рассеялись. И она, все больше расстраиваясь, гадает, с кем сейчас Стюарт, не со своей ли немкой, и какая она: небось молодая, шустрая, и все у нее в аккурате — и лифчики булавкой не скалывает, и простыни у нее чистые.

Отстраненным — спьяну — взглядом он замечает, что тело у нее рыхлое, увядшее, шея морщинистая, дряблая. Он притягивает ее к себе, она было протестует, вырывается, но он затыкает ей рот поцелуем и подталкивает к спальне. До не застеленной кровати с несвежим цветастым бельем добраться можно, лишь лавируя между стопками захватанных журналов и кучками накопившегося не меньше, чем за неделю, белья. И снова всплывает воспоминание: примерно так в его студенческую пору выглядели все спальни.

А сам тем временем думает: ближе к Клею Мэддену мне не подобраться, и это так его возбуждает, что он в нетерпении, не церемонясь, рвет на ней платье. Она пятится, тянет платье через голову, но оно зацепляется за застежку лифчика, и ему приходится прийти ей на помощь. Пока она, барахтаясь в платье, что-то глухо кудахчет, он, оторопев, разглядывает ее черные шелковые панталоны с прорехой.

Но вот уже все препоны позади, они в постели, вот она уже освободилась от всех одежек, он зарывается в ее оплывшие телеса, и мыслями его снова завладевает Клей Мэдден. Я иду по следу его призрака, пьяно повторяет он, и тут ему является видение — не кто иной, как Белла. То, чем он сейчас занимается, для нее — нож острый, лучше способа сквитаться с ней не сыскать. И от этой мысли доходит до нужной кондиции.

После Марни Райан падает на него, тычется лицом ему в шею.

— Ты много о нем думаешь? — спрашивает он, не преминув подпустить сердечности.

Она приподнимает голову.

— Да нет. Это ж сколько времени прошло.

— И тебя не мучат кошмары, ты не вспоминаешь катастрофу и все прочее?

— Больше не мучат. Привыкла.

— А ты кому-нибудь об этом рассказывала, как на духу? Почему бы тебе не рассказать мне подробно, как это было, глядишь, и сама все лучше поймешь.

— Бог ты мой! Чего тут понимать? — кобенится она. — Темнотища была — выколи глаз. Он был пьян, хохотал без остановки точно помешанный, ну и съехал с дороги. И ничего он не сказал, никаких прощальных слов миру не адресовал. Меня уже миллион раз об этом спрашивали. Ничего больше добавить не могу. И никаких тайн тут нет.

— Не может не быть. Об этой катастрофе ходят легенды.

Она переваливается на спину.

— Только потому, что он умер. Хотят эту катастрофу романтизировать, сочиняют, будто она чем-то отличается от других катастроф на других сельских дорогах. А то утверждают, что она — символ всей его жизни. Ничего подобного. Кто сидел за рулем — вот в чем ее единственное отличие. Понятно?

Ее неожиданная речистость хоть и впечатляет его, но никак не убеждает.

— Конечно же, его гибель символична. Буйный конец буйной жизни. В высшей степени американская смерть — разбиться на проселке на хот-роде [74] Хот-род — автомобиль с модификациями, рассчитанный на большую скорость. .

— Не было у него никакого хот-рода. И не проселок это был, а шоссе.

— В принципе это дела не меняет.

— Тогда так и напиши, как сказал, чем плохо? А все жуткие подробности побоку.

— А ты расскажи мне все своими словами, ладно? Что же там случилось?

— Сейчас и думать об этом не хочу.

— Ну не сейчас, так потом.

— А у нас это потом будет? Или ты исчезнешь — и ищи свищи.

— Не исчезну, — пылко заверяет он, когда она поворачивается к нему спиной.

— А когда придешь? — Она снова залезает на него, мусолит его шею.

— Скоро, — говорит он, она тем временем сползает пониже. Он ерзает, слегка постанывает. В следующий раз во что бы то ни стало выведаю, что же именно у них в машине тогда произошло.

Спустя неделю после Беллиного возвращения Лиззи, войдя в кухню, видит, что у Нины — она хлопочет у плиты — ручьем текут слезы.

— Не надо, — говорит Нина, когда Лиззи, преодолев робость, неловко гладит ее по плечу. Она-то думала, что Нина безмятежно счастлива — иначе и быть не может. — Прошу вас, не надо. Прошу, уйдите.

Глаза у нее красные, опухшие, прекрасные лоснящиеся волосы не чесаны.

Лиззи возвращается в гостиную в растрепанных чувствах.

— А где мой чай? — осведомляется Белла.

— Я про него забыла.

— Что значит — забыла? Вы же пошли на кухню за ним.

Лиззи опускает голову.

— Не стойте истуканом, — говорит Белла. — Это из-за Нины, верно? Что с ней?

— Ничего.

— В таком случае где она? Почему не пришла поздороваться?

Лиззи молчит.