Даниэль Рондо - Механика хаоса

Он помнил каждый день, каждый миг.

В мозгу намертво засела каждая секунда. Память иногда способна работать как орудие пытки. За двадцать лет карьеры у него еще не было дела серьезнее, даже если расследование ограничивалось его собственной черепной коробкой, точнее говоря, одной ее тайной ячейкой. И никогда еще он не знал такого провала. Он собрал кучу доказательств, с невероятной точностью установил каждую деталь, день за днем проследил, как менялась ситуация, но так и не пришел к окончательному выводу. «Не понимаю. Ничего не понимаю». Поиск ответов на вопросы превратился для него в хождение по кругам ада. «Как я мог, живя рядом с ней, ничего не видеть?»

Он вспомнил, как однажды не сумел до нее дозвониться.

Он вернулся из Марселя почти на сутки раньше запланированного. Дело о китайских студентах, заподозренных в шпионаже, оказалось пустяковым, и он быстро с ним разобрался. На работе он первым делом бросился к телефону, чтобы предупредить ее, что к ужину будет дома. В Орли он купил бутылку шампанского, которую оставил в машине. День клонился к вечеру; стояло начало зимы. За окном с низкого неба падали, тая на лету, редкие хлопья снега. Он набирал номер несколько раз, но она не снимала трубку.

Коллега отпустил в его адрес незлую шутку. Брюно и Мари-Элен слыли идеальной парой. «Ну что ты ей названиваешь? Если жена не отвечает, ясное дело, она с кем-то трахается. Неприлично отвлекать людей от такого серьезного занятия…»

Вечером Мари-Элен ласково обняла его и сказала: «Я не слышала твоих звонков – отключила звук на мобильнике. Извини. Хорошо, что ты дома…» «Когда точно это было? Правильно, за три дня до Рождества. Два года назад. Незадолго до февральских каникул или сразу после них, то есть примерно два месяца спустя, она попросила меня больше не звонить ей в те дни, когда у нее проходят семинары по переподготовке в лаборатории “Санопти”».

– Нам категорически запретили отвечать на личные звонки. Работать некогда! Действительно, все только и делают, что треплются по мобильному…

Позже он решил поставить ее телефон на прослушку (купив соответствующее программное обеспечение в большом книжном магазине), но к тому времени она успела сменить номер.

«Сколько можно пересматривать это чертово кино?..»

Она сообщила ему о своем решении 1 января. Впоследствии он вспомнил, что до этого она под разными предлогами отказывала ему в близости. Критические дни, голова болит, устала и так далее. К этим уловкам она всегда прибегала по утрам, когда он просыпался с твердой палкой между ног.

В то утро она проснулась свеженькая как огурчик, несмотря на слишком короткую ночь и легкое похмелье. Новый год они встречали у друзей в Пикардии. Одни, без детей! Девочек на неделю отправили к деду с бабкой. Он притянул ее к себе и взглянул ей прямо в глаза. Мари-Элен всегда любила секс. Она прижалась к нему, а затем перевернулась на спину и приоткрыла губы. Лучшего предзнаменования для начала нового года нельзя было и ожидать.

Три часа спустя, когда на шоссе возле Руасси они застряли в пробке, она заговорила с ним о своих сомнениях и грызущей ее тоске. Она призналась, что не понимает, что с ней происходит. «Может, ты думаешь, что нам надо расстаться?» Он задал этот вопрос, ни на секунду не допуская, что услышит утвердительный ответ. Тип в машине за ними как ненормальный жал на клаксон. «Послушай, я правда не знаю. Наверное, нам имеет смысл взять небольшую паузу?» Он решил, что она сгущает краски. Лишь на следующее утро – дома, у себя в Бур-ла-Рен, они всю ночь бурно выясняли отношения – до него начало доходить, что все это всерьез, и ему припомнились слова, которые часто повторял его отец: «Еще ни один развод не осчастливил детей».

После этого она как ни в чем не бывало уехала к себе в больницу. «Для Мари-Элен просто настал новый день, новая неделя, новый год. Новая жизнь. Она бегом устремилась на некий зов. Я ничего не понял. Я просто услышал, как за ней захлопнулась дверь». Но через пять минут она вернулась. «Я думал, она скажет: «Прости, сама не знаю, что на меня нашло. Я тебя люблю. Разве я смогу жить без тебя?» Оказалось, она забыла ключи. Молча взяла их и ушла».

Она прекрасно владела собой.

Он слышал ее шаги на лестнице.

Спокойные шаги.

Она шла так, словно ей не в чем было себя упрекнуть.

Он позвонил на работу и сказал, что заболел. Что-то с желудком. Повесив трубку, он сел на пол возле окна и обхватил голову руками. Его и правда тошнило. Ему хотелось понять, что с ним творится, и вернуть себе власть над собой. «Надо все обдумать. Это лучше, чем разносить дом бейсбольной битой». Он просидел так почти три часа, в полном раздрае, без единой мысли в голове. В полдень он взял машину и поехал к больнице. Он припарковался за мебельным грузовиком, довольно далеко от ее черной «клио», оставленной на стоянке для медицинского персонала между «рено-меганом» и здоровенным «мерседесом», и стал ждать.

Около 13 часов он заметил ее за стеклянной дверью главного входа, и его охватил страх, пригвоздивший его к сиденью. Мари-Элен разговаривала с двумя медсестрами, которые курили на крыльце. Они стояли в накинутых на белые халаты свитерах и от холода подпрыгивали на месте. На Мари-Элен было бежевое пальто, обшитое шнуром, которое они два года назад купили во Флоренции.

Она попрощалась с медсестрами и, не стирая с лица улыбки, своей восхитительной походкой направилась к «клио». Изо рта у нее вырывались небольшие облачка пара. Под холодным январским солнцем ее белокурая шевелюра отсвечивала металлическим блеском. Она повернула ключ зажигания и с невероятным изяществом, в одно движение, вывела «клио» с парковки и покатила в сторону Бур-ла-Рен. «В ту минуту я, как последний кретин, поверил, что она едет домой».

В гараже «клио» не было. Он попробовал позвонить ей на мобильный, но напоролся на синтетический голос автоответчика. Тогда он вышел из дома, купил пасты, небольшую упаковку фуа-гра и два куска яблочного пирога; вернувшись, накрыл стол на двоих, поставил две красные свечи и отправил ей эсэмэску, в которой написал, что видел ее сегодня на больничной парковке и что в своем пальто – не всякая женщина сумеет такое носить – она выглядит сногсшибательно.

В одиннадцатом часу он увидел в окно, как ее «клио» тормозит перед домом. Он открыл ей дверь, думая про себя, что не ошибся. «Никаких упреков. Улыбнись ей, помоги снять пальто, налей бокал вина…» Она чмокнула его в щеку и бросила ключи от «клио» на комод в прихожей. Как ни в чем не бывало. Он не смог сдержаться и спросил ее, где она была. «Я волновался, вдруг с тобой что-нибудь случилось». Он говорил каким-то детским голоском. На ней было шерстяное платье без рукавов. «Да так, каталась по улицам. Заехала в какую-то деревню. Остановилась выпить кофе и поехала назад». – «Ты все это время провела за рулем?» – «Да, за рулем мне лучше думается». – «Тебе надо было подумать?» – «Мне надо было побыть одной». – «Ты проголодалась?» – «Немножко».