Колин Маккалоу - Тим [litres]

Ноги сами повели его в сад. Он не любил дом в Артармоне в отличие от загородного коттеджа. Только в саду Тим чувствовал себя в своей стихии. Именно здесь, в саду, он наконец прикоснулся к груди Мэри и смог забыться в благоуханном пронизывающем тепле ее тела. Несколько часов Тим упивался им, вдохновленный невыносимым наслаждением, которое дарила близость Мэри и осознание того, что она с ним – каждой клеточкой своего существа.

Но потом Мэри сказала, что им пора вернуться в дом, и его захлестнула безмерная печаль: он понял, что они должны расстаться. Тим льнул к ней, оттягивая момент разлуки. Мэри в его руках казалась такой маленькой и хрупкой; он страдал от мысли, что ему придется ее отпустить, и задавался вопросом, сколько нужно ждать, чтобы это счастье повторилось. С тяжелым сердцем Тим положил Мэри на кровать и уже хотел уйти, но она его остановила и предложила лечь рядом. Ошеломленный, он слепо повиновался: ему не пришло в голову спросить у папы, должны ли они с Мэри по ночам спать вместе, как это делали родители.

В этот момент Тим проникся абсолютной уверенностью, что он принадлежит Мэри и может без страха спокойно заснуть в земле вечным сном, потому что там, в темноте, рядом с ним будет она. Отныне ничто не сможет его напугать. Тим поборол свой последний кошмар: теперь он точно знал, что больше не одинок. Сколько он себя помнил, его уделом всегда было одиночество. Тим был словно отрезан от мира, отодвинут на самый его край, где стоял в роли наблюдателя и мечтал попасть в этот мир, но не мог. А теперь это не имело значения. Мэри окончательно связала себя с ним, навсегда утешила его. И он любит ее, любит, любит…

Тим сполз с подушки и уткнулся лицом в ложбинку между ее грудями, чтобы ощутить их мягкость, и кончиками пальцев обвел твердый дразнящий сосок. Мэри довольно замурлыкала, обнимая его. Тиму хотелось снова ее поцеловать, но он невольно рассмеялся.

– Ты чего смеешься? – сонным голосом спросила она и потянулась, стряхивая остатки сна.

– Мэри, с тобой спать намного приятнее, чем с моим плюшевым мишкой! – хихикнул Тим в ответ.

Мэри позвонила Рону и сообщила, что уже дома, а Тим жив и здоров. Ей показалось, что голос у мистера Мелвилла усталый, и она предложила:

– Приезжайте к нам, погостите несколько деньков?

– Нет, спасибо, милая, я уж лучше у себя. Вам без меня спокойнее. Что я буду путаться у вас под ногами?

– Глупости. Мы тревожимся за вас, скучаем, нам очень хочется увидеть вас. Приезжайте, Рон, прошу вас, или давайте я за вами заеду.

– Нет, не хочу, – решительно отказался он, настаивая на своем.

– Тогда можно мы вас навестим?

– Когда снова выйдете на работу, заезжайте как-нибудь вечером, но раньше я вас видеть не хочу, хорошо?

– Да ничего хорошего, но если таково ваше желание, я ничего поделать не могу. Понимаю, вы думаете, что поступаете правильно, давая нам с Тимом побыть вдвоем, но здесь вы ошибаетесь. Мы были бы очень рады вас видеть.

– Когда выйдете на работу. Не раньше. – Рон немного помолчал и тихо добавил: – Ну как там Тим, милая? Все хорошо? Он счастлив? Мы приняли верное решение, заставив его почувствовать себя чуть более полноценным человеком? И мистер Мартинсон оказался прав?

– Да, Рон, абсолютно прав. Тим очень счастлив. Он ничуть не изменился и в то же время стал совершенно другим: более взрослым, более уверенным в себе. Он доволен жизнью и меньше чувствует себя изгоем.

– Это все, что я хотел услышать. – Голос Рона сник до шепота: – Спасибо, Мэри. До встречи.

Тим в саду пересаживал в горшочки молодой папоротник из оранжереи. Легкой походкой, какой у нее прежде не было, Мэри с улыбкой зашагала по траве к нему. Тим обернулся и улыбнулся ей в ответ. Мэри присела рядом на траву и, прижавшись щекой к его плечу, вздохнула.

– Я только что говорила с папой.

– Вот здорово! Когда он приедет?

– Он говорит, что не приедет, пока мы снова не выйдем на работу. Я пыталась убедить его приехать раньше, но он ни в какую. Считает, что во время отпуска мы должны быть вдвоем. Очень мило с его стороны.

– Наверно. Только зря он так считает, да? Мы ведь рады гостям. Миссис Паркер всегда заходит к нам, и мы же ей рады, да?

– Рады, Тим, как ни странно. Хорошая она женщина.

– Мне она нравится. – Он поставил горшочек с папоротником на землю и обнял ее за талию. – Мэри, почему ты так чудесно выглядишь в последнее время?

– Потому что у меня есть ты.

– Нет, я думаю, это потому, что ты одета не так, как всегда. Мне больше нравится, когда на тебе нет обуви, чулок и ты не причесана.

– Тим, как ты смотришь на то, чтобы мы пару недель провели за городом? Здесь хорошо, но в коттедже еще лучше.

– Конечно, с удовольствием! Мне этот дом раньше не очень нравился, но потом, когда ты вернулась из больницы, здесь стало по-настоящему хорошо. Теперь я чувствую, что он мой. Но коттедж я люблю больше всего на свете.

– Да, знаю. Так давай поедем туда прямо сейчас? Здесь нас ничто не держит.

Ни ему, ни ей даже в голову не приходило, что можно поехать куда-то еще, кроме загородного дома. Грандиозные планы Мэри свозить Тима на Большой Барьерный риф и в пустыню были отложены.

Уже вечером они были за городом и, веселясь, долго спорили, где должны спать. В итоге большую двуспальную кровать Мэри перенесли в комнату Тима, а дверь в ее кипенно-белую келью закрыли до лучших времен – пока у них не появится желание съездить в Госфорд за краской для обновления интерьера. Цветущий сад не требовал особого ухода, работы по дому было еще меньше, и Тим с Мэри часами бродили в буше, исследуя его очаровательные первозданные уголки. Ложились где-нибудь на земле и, склонив друг к другу головы, наблюдали за муравейником или сидели не дыша и смотрели, как лирохвост-самец исполняет свой замысловатый брачный танец. Если не успевали вернуться домой до ночи, они расстилали одеяло на траве и укладывались спать под звездами. Порой они спали весь день, а с наступлением темноты шли на пляж, разводили костер, наслаждаясь обретенной свободой, раздевались догола и, укрытые темнотой от чужих глаз, купались в неподвижных смоляных водах реки, пока от костра не оставались одни угли. После, не в силах дольше противиться зову своей любви, Тим укладывал Мэри на одеяло, расстеленное на песке, а она притягивала его к себе, наслаждаясь немыслимым счастьем.

Как-то ночью Мэри пробудилась от глубокого сна на берегу и с минуту лежала, пытаясь сообразить, где находится. Сознание прояснилось, едва она ощутила объятия Тима. По ночам Тим ни на секунду ее не отпускал. При любой попытке отодвинуться он мгновенно просыпался, и снова привлекал ее к себе со вздохом облегчения, смешанного со страхом, словно боялся, что некая неведомая сила, таившаяся в темноте, отнимет у него Мэри. Но Тим с ней никогда об этом не говорил, и она его не пытала, догадываясь, что он сам расскажет, когда придет время.