Колин Маккалоу - Тим [litres]

– Ты прекрасно понимаешь, что Тим для меня не дурачок для забав. В любом случае какое это имеет значение, если он счастлив?

– Откуда мне знать, что он счастлив? Только с ваших слов. А ваше слово и двух центов не стоит!

– Так ты навести его, и сама все увидишь.

– Да как-то ноги не хочется марать, переступая порог вашего дома, миссис Мелвилл! Полагаю, вы добились чего хотели. Тим теперь полностью в вашем распоряжении. Условности соблюдены, родители устранены!

Мэри побледнела.

– Ты о чем, Дони?

– Вы свели в могилу мою мать, миссис Мелвилл, а следом за ней и отца!

– Неправда!

– Неужели? Теперь, когда родителей больше нет, мой брат для меня тоже умер. Я больше не желаю ни видеть, ни слышать его! Если вам нравится эпатировать общество, демонстрируя на людях свою тошнотворную «любовь», я об этом знать ничего не желаю!

Мэри развернулась и пошла прочь, а когда добралась до дома в Артармоне, то уже немного успокоилась и сумела принять относительно безмятежный вид.

– Папа теперь с мамой? – с волнением спросил, заламывая руки, Тим.

– Да, Тим. Я видела, как его положили в землю рядом с ней. Не нужно больше переживать за них. Они воссоединились и спят вместе в мире и покое.

Поведение Тима показалось Мэри странным. Она внимательно посмотрела на него.

– Тим, что с тобой? Тебе нездоровится?

Он апатично покачал головой.

– Я здоров, Мэри. Просто мне немного не по себе. Не по себе оттого, что мамы с папой больше нет.

– Знаю, знаю… Ты что-нибудь ел?

– Нет, я не голоден.

Мэри подошла к Тиму и, потянув его за руку, заставила встать с кресла.

– Пойдем со мной на кухню. Посидишь там, пока я буду готовить сандвичи. Может, у тебя появится аппетит, когда увидишь, какие они соблазнительные и вкусные.

– Малюсенькие, со срезанной корочкой?

– Да, маленькие треугольнички, тоненькие, как папиросная бумага, без корочки. Обещаю. Пойдем.

Ей хотелось добавить «любовь моя, сердце мое, дорогой мой», но язык не поворачивался произнести эти нежности, которые приходили на ум каждый раз, когда он казался расстроенным или потерянным, как сейчас. Сумеет ли она когда-нибудь воспринимать его как возлюбленного, удастся ли ей избавиться от цепенящего, парализующего ужаса, вызванного осознанием того, что она выставила себя на посмешище? Почему она способна расслабиться с ним, только уединяясь в загородном доме или в супружеской постели? Злобные выпады Дони терзали ее, и до сих пор она испытывала унижение, ловя на себе любопытные пристальные взгляды соседей, когда они с Тимом шли по Уолтон-стрит.

Мэри не отличалась особым мужеством. Да и откуда ему было взяться? Будучи обездоленной от рождения, всю жизнь до встречи с Тимом она стремилась добиться материального успеха, заслужить одобрение тех, кто изначально имел более благоприятные стартовые позиции. И конечно, теперь ей было не так-то просто игнорировать правила приличия, хоть ее союз с Тимом и был освящен законом. Мэри неистово хотелось отдаться страсти, осыпать Тима поцелуями и ласковыми словами всякий раз, когда рождалось такое желание, но он не мог поддержать ее порыв, как взрослый мужчина, и такие ласки были невозможны, если существовала хоть малейшая опасность, что их потревожат. Страшась осмеяния и глумливых шуточек, она даже просила Тима не болтать о своей женитьбе с теми, кто об этом еще не знал, – проявила минутную слабость, о чем потом сожалела. Что и говорить, нелегко ей приходилось.

Тим, как обычно, принялся активно ей помогать. Пока она доставала хлеб и сливочное масло, чтобы сделать сандвичи, он, гремя фарфоровой посудой, искал тарелки.

– Тим, подай, пожалуйста, большой нож для мяса, ладно? Он один такой острый, который хорошо срезает корку.

– А где он лежит, Мэри?

– В верхнем выдвижном ящике, – рассеянно ответила она, намазывая маслом каждый ломтик хлеба.

– Оооооооой! Мэри, Мэри!

Она быстро повернулась. От его душераздирающего крика у нее едва не остановилось сердце.

– Господи боже мой!

На секунду Мэри оцепенела; ей показалось, что вся кухня залита кровью. Тим стоял неподвижно у рабочего стола, с ужасом и изумлением глядя на левую руку, которую от плеча до кончиков пальцев заливала кровь, фонтанировавшая из раны на сгибе локтя. У левой ноги Тима образовалась красная лужа; с левого бока на пол тоже стекала кровь.

На стене у плиты висел моток бечевки, рядом, на шнуре – маленькие ножницы. Мэри тут же метнулась к плите, отрезала кусок бечевки длиной в несколько футов и принялась лихорадочно складывать ее вдвое, затем вчетверо, делая толстый жгут.

– Не бойся, сердце мое, не бойся! Я здесь, я бегу! – пыхтела она, хватая вилку.

Но Тим ее не слышал. Издав пронзительный вой, он принялся бегать по кухне, словно ослепший зверь. Врезался в холодильник, отскочил от стены, размахивая раненой рукой в попытке стряхнуть ее, отшвырнуть, чтобы она больше не была частью его. Ее крики смешались с его воплями. Мэри кинулась к нему, но, не поймав, резко остановилась, снова попыталась его схватить. А он в паническом ужасе продолжал бегать по кухне. Увидев дверь, с визгливым ревом понесся к выходу, отчаянно дергая себя за руку. Босыми ступнями угодил в лужу крови и, поскользнувшись, плашмя грохнулся на пол. Не давая ему опомниться, Мэри тотчас же навалилась на него и придавила к полу. Сама обезумев от страха за Тима, она даже не пыталась его успокоить. Думала только о том, чтобы остановить хлеставшую из руки кровь, пока он не умер от кровопотери. Полусидя-полулежа на груди Тима, она схватила его руку, туго перетянула ее жгутом выше локтя и завязала узел, который зафиксировала вилкой.

– Тим, лежи спокойно! Пожалуйста, Тим, прошу тебя, лежи! Я здесь, рядом. С тобой ничего не случится, я не позволю. Ты только лежи спокойно! Слышишь?

Обессилев от паники и потери крови, он лежал под ней, тяжело дыша и всхлипывая. Мэри прижалась щекой к его щеке, а сама только и думала о том, как запрещала себе лишний раз назвать Тима ласковыми словами и заключить его в объятия и расцеловать.

В заднюю дверь громко постучали, затем раздался голос соседки. Мэри крикнула, чтобы та входила.

– Что у вас тут за странный шум? Аж у меня дома слышно, – забурчала миссис Паркер, но, увидев залитую кровью кухню, охнула: – Господи помилуй!

– Вызовите «скорую»! – выдохнула Мэри, не смея отпустить Тима из страха, что он опять ударится в панику.

Спустя пять минут приехала «скорая». Мэри по-прежнему лежала на полу с Тимом, прижимаясь лицом к его лицу, так что санитарам пришлось ее поднимать.

Эмили Паркер поехала с Мэри в больницу.

– Не волнуйся за него, детка, – увещевала ее старушка, – с ним все будет хорошо. Я слышала, как говорили, что крови вылилось на пинту, а кажется – десять галлонов.