Ян Засурский - Старый шут закон

— Этот молодчик откликался на имя Фарли, — прервал его Пол, отирая со лба испарину. — И, судя по моему описанию, все сошлись на том, что это Фарли О’Брайен. Я сожалею, что вы считаете необходимым назвать его имя, но я вас понимаю. И наверное, мне следует подать официальную жалобу…

Их прервала телефонистка: сейчас она соединит его с Идальго. Пол сказал Парсонсу, что через несколько минут позвонит ему снова.

Сибил совсем потеряла голову. Не дождавшись звонка от Пола сразу же по прибытии, она попыталась — и тщетно! — дозвониться ему сама, послала телеграмму, чтобы он немедленно позвонил ей, но все напрасно. Тем временем миссис Вулф переговорила со своим мужем и рассказала ему о пожарных шлангах на улицах, об ожидающихся беспорядках и о том, что она трясется от страха, сидя одна в отеле (она была в таком испуге, что никак не могла прочитать стенограмму, записанную за мистером Хогартом — он к тому же так быстро говорит). Мистер Вулф немедленно позвонил Сибил и сообщил ей, что мистер Хогарт и мистер Шермерхорн, едва прибыв в Реату, немедленно куда-то уехали, потом мистер Хогарт вернулся один и продиктовал текст, а от мистера Шермерхорна — ни слуху ни духу. В результате температура у Сибил подскочила до 38°, а пульс — до 104 (хотя она лежит в постели!), за обедом она не могла съесть ни кусочка и, конечно же, не сомкнет глаз всю ночь.

Пол охал и ахал, восклицал: «Черт побери!», «Ну и ну!» и «Бедняжка ты моя!», пока она наконец не иссякла, и тогда он откашлялся и сказал ей, что она молодец, он ею гордится, что беспокоиться не о чем, а телеграмму ее он еще не получил — он до сих пор не был в отеле, потому что дел слишком много, но все в полном порядке и им ничего не грозит, просто Фрэнк работает как зверь и сегодня они будут заняты до поздней ночи, пусть она не тревожится, она, вероятно, уже знает, что по распоряжению мэра их сопровождает сержант полиции, так что случиться с ними ничего не может, а ей следует спокойно пообедать, пораньше лечь в постель и крепко спать до утра, а проснувшись, начать думать о вечере, потому что вечером он уже будет дома.

Краем глаза он видел Джо Старова — тот складывал продукты в два больших бумажных пакета. На лице у Джо было написано нескрываемое отвращение, словно он ненароком подслушал, как Пол улещает врага. И вместо того чтобы закончить ласковыми словами, Пол сказал Сибил, что ее следует хорошенько отругать за то, что она довела себя до такого состояния, он не делает этого только потому, что звонит из лавки и не хочет бранить ее при посторонних. Потрясенная тем, что посторонние слышали ее жалобы и, может быть, смеялись, Сибил положила трубку, даже не поцеловав мембрану.

Парсонс ждал продолжения разговора и ответил Полу с первого звонка. За это время он успел поговорить с шерифом, сообщил он. Бэтт Боллинг уже получил кое-какие сведения об этой истории из других источников и распорядился проверить их. Если факты подтвердятся, Бэтт пообещал, что виновникам не сносить головы. У Бэрнса «железный закон»: пить во время исполнения служебных обязанностей он запрещает. До окончания расследования О’Брайен отстранен от работы.

Подтверждения Бэрнса для Парсонса вполне достаточно. Он успеет передать статью в компостельское отделение Ассошиэйтед Пресс, и она появится в утренней газете.

И Сибил подадут ее на подносе вместе с завтраком…

— Послушайте, старина, — сказал Пол, помолчав, — не можете ли вы оказать мне услугу? Когда будете все это описывать, пожалуйста, подчеркните, что я цел и невредим… и что вообще мне никакая опасность не угрожает. А то моя жена просто с ума сойдет со страху. Она у меня не совсем здорова, и ей нельзя волноваться.

На другом конце провода наступила тишина. Слышно было, как Парсонс уныло вздохнул. Наконец он произнес:

— Вот что, мистер Шермерхорн. Вы хотите дать этой истории огласку, не так ли, в противном случае не стали бы звонить репортеру. Если я вас правильно понял, суть в том, что пьяный, расхаживающий по улицам с заряженным револьвером, представляет опасность для общества. Включая и вас, мистер Шермерхорн. Вас в первую очередь. Верно?

Пол поморщился. Нет, уловки и трюки газетчиков — не его стихия. Совсем он запутался.

— Почему же меня в первую очередь? — возразил он, чувствуя, что почва ускользает у него из-под ног.

— Да, именно вас! Вам он угрожал, а не мне. Вам, и никому другому.

— Понимаю. Это, конечно, верно…

— Ну и давайте уличим виновных. Или вы бьете отбой?

— Упаси боже, вовсе нет, — не слишком уверенно возразил Пол. — У меня и в мыслях не было…

— Тогда почему бы вам самому не позвонить жене и не объяснить ей?

— Да, конечно. Безусловно…

— Или пусть все идет своим чередом. Может, жене это будет даже на пользу, и так бывает. Во всяком случае, если что, звоните мне в любое время.

Джо Старов, все с тем же настороженно-брезгливым выражением на лице, ждал, держа в руках большие пакеты с едой. Пол повесил трубку. О том, чтобы еще раз звонить Сибил, не могло быть и речи.

В какое-то мгновение Пол подумал, не бросить ли ему все это дело, пока он окончательно в него не втянулся. По характеру, по натуре, по своему социальному положению он был чужд этому миру… миру борьбы, убийств, неожиданных смертей.

Но едва эта мысль сформировалась в его мозгу, как он возмущенно отбросил ее. Не далее, как в понедельник, обдумывая, браться ли ему за это дело, он твердо решил перестать нянчиться с Сибил. И не только ради себя, но и ради нее самой — это главное. Ему необходимо начать более деятельную жизнь, а ей обрести хоть подобие уверенности в себе, которую излучает такая женщина, как… Барбара. Что из этого выйдет, он не знал. Пусть это будет пробой. Быть может — кто знает, — и в Сибил забьет источник силы и мужества…

Пол повернулся к Джо.

— Чего мы ждем? — спросил он.

Джо загородил ладонью край стекла и задул лампу.

Вышагивая взад и вперед перед домишком Ковачей, Оливер Эллсберг вдруг подумал, что его задание напоминает старую детскую игру «не отставай от ведущего». Если типу, которого ты охраняешь, взбредет в голову спуститься в бочке по Ниагарскому водопаду, то хочешь не хочешь, а лезь за ним. Он не спит, так и ты круглые сутки глаз не смыкай. А прошлой ночью Оливеру не удалось выспаться — до утра хлопотал с Джен около девочки. Доктор, лежебока чертов — ноги бы у него, что ли, отвалились подняться и прийти к ребенку, — объяснил по телефону, что это круп, но Олли не очень поверил. Джен когда-то болела туберкулезом, и он жил в постоянном страхе, как бы не проглядеть болезнь у девочки. Вообще-то, коли в роду чахоточные, лучше детей вовсе не заводить; Олли с самого начала так и решил, но Джен, хитрюге этакой, приспичило доказать, что она может родить не хуже всякой здоровой, и в одну прекрасную ночь она так заморочила ему голову, что не успел он, как говорится, глазом моргнуть, а на свет уже появилась Джен-младшая (только не Дженевив, как мать, а Дженифер, потому что Джен-старшая терпеть не могла свое имя). Но главное, Дженни оказалась такой милашкой, что он с легким сердцем простил жене надувательство.