Ян Засурский - Старый шут закон

— Si, senor, — с гордостью отвечал Галиндо.

— Так. Насколько я припоминаю, вы показали, что незадолго до выстрелов слышали разговор женщин, будто полицейские тащат Рамона Арсе через черный ход в переулок, чтобы избить. Это верно?

— Si, senor.

— И люди побежали туда вокруг здания?

— Si, senor.

— Вы показали также, что не пошли вместе с толпой, а остались перед зданием суда. И если не ошибаюсь, вы еще утверждали, что ни до стрельбы, ни во время стрельбы вас в переулке не было. Говорили вы это, мистер Галиндо?

— Si, senor.

— Итак, хотя у вас были все основания полагать, что вашего друга, героического вождя, возглавившего забастовку и спасшего детей от голода, полицейские тащат в пустынный переулок, чтобы жестоко избить, может быть, даже убить, вы тем не менее не тронулись с места и продолжали стоять у входа в здание суда. Это так?

— Si, senor.

— А ведь туда бросились многие из тех, кто называл Рамона Арсе своим вождем, но не был с ним в дружеских отношениях, как вы. Они побежали спасать его, а вы, мистер Галиндо, остались. Это так?

Старик вновь опустил глаза. Тихим голосом он повторял все тот же ответ:

— Si, senor.

— Не соблаговолите ли вы, сэр, в таком случае объяснить присяжным, почему вы ничего, ровным счетом ничего не сделали, чтобы помочь мистеру Арсе? Другие пытались помочь, а вы — нет. Неужели вам было наплевать, что полицейские избивают, может быть, даже убивают вашего друга?

Галиндо не отвечал, не поднимал глаз, казалось, ему было трудно дышать. Он облизнул пересохшие губы.

— Уж не считали ли вы, что мистер Арсе заслужил, чтобы его избили? Может быть, вы знали, что он и в самом деле виновен?

— No, senor! — Глаза старика негодующе блеснули, но он тут же их потупил.

— Ведь вы были уверены в его невиновности, не так ли? Именно это вы и сказали нам здесь. Именно это побудило вас, по вашим словам, прийти в суд — вы хотели добиться для Арсе справедливости. Вы сказали здесь это? Да или нет?

— Si, senor.

— Вы хотели убедиться, что ему не угрожает опасность?

— Si!

— И все же именно в тот момент, когда у вас были все основания полагать, что она в самом деле ему угрожает, вы и пальцем не шевельнули?

Старик поднял голову; его морщинистое лицо было искажено гневом.

— Я сам не видеть это, нет.

— Тем не менее вы знали, что его избивают. Может быть, вам было наплевать?

Старик негодующе сжал губы. Казалось, они намертво склеились.

— Как же могло получиться, что вы пошли в суд с единственной целью хоть чем-нибудь помочь своему другу, и как раз тогда, когда он нуждался в вашей помощи, не тронулись с места?

— Quien sabe, я… я не знать, что делать.

— Вот как! Но ведь другие пытались что-то предпринять, не правда ли? Они бросились в переулок, они хотели убедиться, действительно ли мистеру Арсе угрожает опасность. Так это или не так? Говорили вы здесь об этом или нет?

— Si, senor. — Гнев старика быстро убывал. В его голосе послышались нотки безнадежной обреченности.

— Хотели они помочь мистеру Арсе?

— Si, senor.

— Так почему же вы не пошли с ними?

Эллсберг затаил дыхание. Старик весь напрягся. Он грыз пальцы, судорожно соображая. В голосе Хогарта появились резкие металлические нотки:

— Итак, четверо вооруженных громил, как вам сказали люди, избивают в пустом переулке вашего друга, человека, которого вы любите, которым восхищаетесь. Может быть, они даже хотят его убить. А вы и пальцем не шевельнули, не двинулись с места? Выходит, что вам наплевать, если убьют вашего лучшего друга? В чем тут дело, мистер Галиндо? Неужели вы в самом деле такой презренный трус?

— No, senor! — Голос свидетеля прозвучал так надрывно, что Олли показалось, старик вот-вот расплачется.

— Что значит это «нет»? — не унимался Хогарт. — Вы хотите сказать, что на самом-то деле помогли ему? Побежали в переулок его спасать? Вы это хотите сказать? Да или нет?

— Нет! — В голосе было больше страха, чем негодования.

— Мистер Галиндо, одно из двух: или вы лгали раньше, или лжете сейчас. Чему же нам верить?

— Я не лгать. Я идти с людьми кусочек. Чуть-чуть.

— Понятно.

Последовала пауза. Оливер уже было думал, что Хогарт кончил, но тот заговорил снова:

— Еще один вопрос, мистер Галиндо. Что вы сделали, услышав выстрелы? Трусливо убежали прочь? Или остановились кому-нибудь помочь? Ребенку или, может быть, женщине?

— Я не бежать. Женщина вся в крови, я ей помочь…

— Вы можете доказать это?

— Si, senor, она…

— Кто же она?

— Сеньора Чавес. Ее ранить нога…

Старик внезапно побледнел от страха. Оливер ждал взрыва хохота. Но никто даже не улыбнулся.

— Но вы ведь понимаете, что миссис Чавес могли ранить только в переулке, не так ли? Поэтому, если вы ей помогли, мистер Галиндо, то и вы тоже находились в переулке.

Только тут слушатели начали поворачиваться друг к другу и переглядываться. Старик сидел бледнее смерти.

— Мистер Галиндо, — произнес Хогарт неожиданно добрым голосом, — простите меня за такую жестокость. Приношу вам свои глубочайшие извинения. — Учительница торопливо переводила. — Вы оказали нам огромную услугу, согласившись на этот безжалостный допрос. Мне было крайне необходимо показать вам — всем до одного, — к чему приводят попытки уклониться от истины. Ложь не спасет ни подсудимых, ни вас, напротив, она может все погубить. Не забывайте ни на секунду, что за наши ошибки кто-то может попасть на электрический стул.

Эллсберг просто ушам не верил. Это какая-то уловка; должно быть, позже Хогарт примется репетировать с ними показания. На всякий случай надо послушать еще минутку-другую.

— А теперь, друзья, — продолжал Хогарт, — прошу вас забыть все, что сказал сейчас мистер Галиндо. Запомните: это я заставил его лгать. И сделал это нарочно. Я хотел показать, как обвинение будет стараться, чтобы вы солгали, чтобы присяжные потом не поверили ни единому вашему слову — даже когда вы будете говорить чистую правду. Что же касается мистера Галиндо, то сейчас я и сам не знаю, где правда. Возможно, он и в самом деле ходил в переулок, но солгал, потому что на всех, кто там был, падает подозрение, а может быть, он там не был, но солгал, чтобы не показаться трусом. А может, все было совсем иначе. У него еще есть возможность рассказать мне правду наедине, когда нас никто не будет слушать. Такая возможность представится и вам. Поэтому забудьте все, что было сказано сегодня, и помните только одно — необходимо говорить лишь правду.

Слепая женщина рядом с Галиндо кивнула головой. Старик тем временем взял поданную ему жестяную кружку и принялся жадно пить.

— А почему я прошу вас говорить одну правду? Только ли потому, что в Библии сказано «не солги», или, как говорил Линкольн, «честность — лучшая политика»? Нет, не только. Есть куда более важные причины. Во-первых, если вы будете говорить правду, то вас не смогут вдобавок ко всему прочему посадить за лжесвидетельство. Во-вторых, легче сказать правду, чем запомнить все, в чем вы солгали, и не запутаться. В-третьих — и это самая важная причина из всех, — ложь может погубить обвиняемых, ваших друзей, и испортить все дело защиты. Сейчас объясню.