Юлия Кокошко - За мной следят дым и песок

— Пассажиры, готовимся обилетиться! Особо понравившимся — отрываю билеты с мясом. Выкладываем, выкладываем за прокатывание… — и, расчистив горло кашлем, давал — внакладку на коллективное: — Не мешайте, пассажиры! Я ведь не в фантики играю, я подробно считаю ваши любимые денежки — и кручусь поспевать. Ведь пройдет ветер — и нет вас, и будет все — пустыня и ужас… то есть без шума и пыли.

Стоило творческому коллективу помостных вознести гвалт — за сытость старых пионеров Помгола, комбедов и продотрядов — или торгсинов, закоренелых голодающих, и настойчивый асимметричный, не смущаясь — возмещать кондуктора в вырванной из движения концертной версии, вновь продергивал штопор:

— Что вы меня в пятый раз спрашиваете, как вам доехать до зоопарка? Спросите сразу — в седьмой и в десятый! А если б вы протерли взоры и случись они правдивы, как стекло, вы бы приметили, что я не справочное бюро. Вы уж определитесь, чем мне заняться — продавать людям колесование или щебетать с вами? Учитывая мое ансамблевое мышление… — и увеселявшийся поверял соратницам по крику свои открытия: — Если вглядеться в кондуктора пристально, у каждого обнаружится — какая-нибудь навязчивая реприза… — и внезапно выкрикивал: — Ну-ка не толкайтесь! Потому что вы не имеете права меня толкать, а я вас — да. Вы меня — нет, а я вас имею! Потому что я на рабочем месте, а вы — неизвестно где.

Попустив, может быть, огненному шару над эспланадой приложить к сомбреро — ленту пролетающей стаи и сдуть вервие, а может, столкнуть расплывшиеся над буйволами надстрочные секиры — на кумполы гуляк, и дождавшись атаки на эпидемии, насланные агентами фармацевтики, гикал и гаркал параллельное:

— Мятый серый плащ! Что вы завис в задних дверях? Ну и не поедем, раз у нас на заду выскочил висельник. Раз мятому и серому — ни отлипнуть, ни отсохнуть. Ты что, не схватываешь, что не успеешь покаяться, бл-л… — здесь цитировавший кондуктора и запнувшийся на блеянии честно объяснял: — Будучи слит с реальной риторикой моего героя, уведомляю о приключившемся в этот миг срыве каприччо…

Отвлекался ли осквернитель на возможный куст, подкативший — полмяча зелени пополам с взорвавшим обшивку раскуроченным механизмом куста, засылал ли око — к более отнесенным трем собакам, помещенным — на каменную ограду осени, в ее чернь, уже очернившую в тушь дождя — схлынувшие деревья, и под раструску желтизны, к псам войны, мимикрировавшим, как бабочки, в оба цвета, но успевал возвратиться — к новому залпу борьбы:

— А от этого подозрительного, о котором вы мне не сообщили и которое напоминает одномоментно — и виолу да гамбо, и бомбу, и неоплаченный багаж, попрошу не уводить глаза слишком далеко. Я привык в моей деятельности опираться на поддержку наличкой.

Ваш Бескомпромиссный любопытствовал напрямую: что подвигло перечисленного гражданина — пускать пузыри, производить альтернативный продукт, а не тот, что оплачен ожиданием? Столь жалок уровень его квалификации — или бросает вызов богам?

На что, путая взлетающие и сходящие пешки лица своего, по определенном падении определенного света — почти кондукторского, осквернитель вновь заворачивал цитацию:

— А пока вы лезете мне на голову, я вынужден отложить расчет и только аккумулировать средства!.. — возглашал он. — Право, не знаю, поймете ли вы меня на примере условного писателя К., который, невзирая на то, что я его не читаю, в каждой фразе пытается уязвить меня — расстановкой слов. Понадобись вам нежданно-негаданно подлежащее — и извольте рыскать, рыться, донюхиваться, а после — вылущивать шалости гражданина Подлежащее, вышаривать его маневры, зато во всей радуге — перещеголявшие их дополнения и внесения, колебания, уклонения, предварительные условия, недержание, брошенные воротнички и зубочистки — и разметаны так, чтоб ни за что не ухватить их носителя, чтоб фактически начинать их держателя — с нуля, ex nihilo… что за девальвация Творения? Вернее, обнаруживать условное — и тут, и там, и во всем… Короче, интонация совершенно не моя! Вероятно, я ориентирую армии слов — на письменную речь, дабы не сгорели, а К. примеряет свои хлеб и вино — на рты, с упоением окружившие трибуну, отворившиеся — то в прожженных борцах, то в матерых питейщиках более горьких и крепких истин, или пришлись — на вовсе нестойких: мимоидущих… Как ранее посланец небес вложил что-нибудь — в гортань прошмыгнувшего мимо условного писателя К., а попутно во встречную мою — каленый дискурс кондуктора. В общем, произнося слова — в чуждой мне разметке, я чувствую, что меня ловят — на выморочные манатки, завышая их значения. Но я предпочел бы, — говорил гражданин Максимилиан, — слыть неподкупным!

Жантильная гражданка, приструненная в гриф или завершившая себя — чалмой и рожком фитиля, бескорыстно защищала — подхватившего не те тезисы, глушившего не те формулы, во все подмешивающего — асимметрию, и не слишком убедительно объявляла Вашему Волонтеру:

— Просто еще вчера из этого квадрата вздымался чистокровный кондуктор! Мы должны услышать и того, кто уже не с нами… Его гик и вой или изможденный сип, или чем он дает о себе знать? — и твердо восклицала, но в манере скорее не грифа, а чайки погорелого озера, запутавшейся в осколках и в пеплах — до испуга, до сердитого скрежета: — Да здравствует солидарность с голодающими кондукторами!

— Его голосом говорит локус! Выражается околоток! — охотно подхватывал гражданин Максимилиан. — Вероятно, по оплошности показавшийся доверителю — фразой писателя К.: совершенно неупорядочен… адский загашник! Наш сад, что слоняется во главе расхристанных красотуль-яблонь по большим обочинам и постным пятачкам и загонам — и заставляет их продавать что есть, посему недосуг рожать фрукт широкого радиуса! И субъект — драпанул, побросав обстоятельства, сроки, связи и все свои отличительные черты: привычку вояжировать — не трудя стопы, или контролировать и координировать — и хобби всех расталкивать. Скинул провокацию — одну из неотъемлемых составных в кондукторстве, крупнейший транш. Расшвырял желания — неотступно звучать и во всех прозревать — временных: пассажиров, то и дело предлагать какие-нибудь волчьи или банковские квитки, пропуска, талон на место у колонн, и непременно что-то требовать взамен. Пугая — внесением кой-кого в список зайцев и в иные проскрипции. Потому мне и захотелось быть этим искусником — тяга к сильным мира сего!.. Все ж трамвайно-троллейбусная аристократия! Я бы охотно прислюнил к себе золотник де… Сам Максимилиан де Кондуктор.

Гражданка Прима, царственно раздвинув паноптикум многолетников, одевшийся в фартуки плакатов, подотряд кричащих, собравшийся под клочьями великих речей или реющих над великими революциями флагов, трижды щелкала пальцами и прокатывала трещотку кастаньет или колец и браслетов, заколок, защелок, цепочек, скоб, уголков, скрепивших ее сладкие, иногда двойные порции — в несравненность общей параболы, или сеяла журчание перезаряжающихся стволов и скачущих по брусчатке пуль: