Холли Борн - Эви хочет быть нормальной [litres]

– Как тут круто! – восхитилась я, любуясь небом сквозь паутину ветвей. – Всегда именно так представляла себе место действия книжек Энид Блайтон! Чем тебе не обитель гоблинов, фей и все в таком ду хе?

Гай присел на бревно и достал отвертку, а потом стал разглядывать свой каштан на свету, выискивая местечко для прокола.

– Мы с Джоэлом любим тут посидеть.

Я закатила глаза:

– Энид Блайтон вами бы гордилась.

– О, не сомневаюсь. У нее же все книжки о наркоте! Вот, к примеру, этот, как его… Луноликий! [30] Персонаж серии детских романов Энид Блайтон «Тайна волшебного дерева» (The Faraway Tree) . Тот еще торчок! Без конца печеньем закидывался! Немудрено: после этого дела страсть как жрать охота. А на Волшебном дереве наверняка не просто листья росли!

Меня удивило, что он, оказывается, в детстве читал книжки Блайтон. Впрочем, оно и понятно – Эдит не может не понравиться!

– Самая большая беда наркоманов в том, что они уверены, будто и весь остальной мир сидит на наркоте, – заметила я и присела рядом с ним на бревно, но на достаточном расстоянии, чтоб наши бедра не соприкасались.

– А ты знаешь почему? Не зря народ в восторге!

– О, поверь, с моим мозгом никакой наркоты и не нужно – мне и так вполне хватает острых ощущений! – заметила я.

Гай придвинулся ближе. Теперь мы сидели бок о бок. Он поднял взгляд от своего наполовину пробитого каштана и улыбнулся мне своей фирменной улыбкой:

– Знаешь, охотно верю.

Я залилась краской. А Гай тем временем доделал свой «снаряд» – продел веревочку через каштан и завязал прочным двойным узлом. Я забрала у него инструменты и стала трудиться над своим орудием.

– Эй! – воскликнула я, заметив, что он украдкой запекает свой каштан над зажигалкой. – Так нечестно!

И вот настал час битвы. Мы поднялись с бревна, повернулись друг к другу и вскинули руки с каштанами.

– Кто бы мог подумать, что нам предстоит схватка, – вскинув бровь, сказал Гай. – Удивительно.

– Заткнись, неудачник, – ответила я, а потом прицелилась и с силой ударила своим каштаном по его. Удар попал точно в цель, а потом наши бечевки переплелись. – Ну что, попался! – с восторгом вскрикнула я.

Гай согнулся пополам, точно его подстрелили:

– О-о-о, спасите-помогите! Она попала в меня! Попала!

Я победно вскинула кулак и закружилась на месте.

– Теперь моя очередь. Да, я ранен, но не повержен.

Гай вновь повернулся ко мне, и на миг мне сделалось страшно: страшно за свой каштан, за то, что с ним будет. Я подняла взгляд на Гая. Он смотрел мне прямо в глаза. Я судорожно вздохнула, но ответила тем же. Радужка у него была покрыта серыми крапинками, которых я раньше не замечала из-за того, что глаза у Гая вечно были красными. Но сегодня его взгляд был чистым, здоровым, пристальным… Как бы мне хотелось, чтоб он приблизился! Чтоб кончик его носа ласково коснулся моего, а наши губы слились в поцелуе…

А ведь в свои шестнадцать я еще ни разу ни с кем не целовалась в губы. Да-да, ни разу. И вовсе не потому, что мне не с кем было пойти на выпускной или еще куда, – просто сама мысль о том, чтоб трогать своими губами чужие всегда меня ужасала… Но теперь все изменилось.

Теперь я чувствовала, как к губам прилила кровь. Гай склонил голову набок, лукаво улыбнулся и подался вперед. Я закрыла глаза. Солнце так и било в опущенные веки.

Бам! От удара у меня аж рука вздрогнула. Осколки каштана градом посыпались мне на пальцы. Бечевка безвольно повисла. Гай издал победный клич.

– Он победил. Победил! Один удар – и победа у него в кармане! Зрители ликуют! Ита-а-ак, чемпионом по каштанам объявляется Гай Сми-и-и-и-итфилд! – прокричал Гай и сделал круг почета, вскинув руки в воздух.

Даже не знаю, какую часть моего тела больше всего смутил такой поворот – мозг ли, сердце ли, губы ли, так и не вкусившие поцелуя, дрожащие ли руки? Я чувствовала себя страшно униженной и не нашла ничего лучше, чем рассмеяться.

– Я требую реванша! – завопила я, надеясь скрыть за криком свое разочарование. – Немедленно!

– Ни за что!

Гай подбежал ко мне, подхватил, забросил себе на плечо и пробежал еще один круг почета.

– Отпусти! – завизжала я таким противным, писклявым голосом, что аж самой стыдно стало.

Он сбросил меня, и я повалилась в траву. Гай упал сверху и приподнялся на руках. Его лицо оказалось прямо над моим, а тело пригвоздило меня к земле. Спиной я ощущала каждую травинку под собой, а кожей – каждый лучик солнца, падавший на меня; я отчетливо видела все поры на его точеном лице. Его губы были как никогда близко. Вот только на этот раз я не осмелилась закрыть глаза. Я смотрела на него и мысленно спрашивала: «Что мы делаем? Ты хочешь меня поцеловать? Ты и впрямь меня поцелуешь?»

Гай казался потерянным. Он переместил вес на локоть, а свободной рукой медленно провел по моему лицу: по виску, потом по щеке, и остановился у краешка губ. Дыхание у меня перехватило… Неужели это случится? Неужели?..

Гай резко поднялся:

– Я же говорил, что никогда не проигрываю.

Меня захлестнуло разочарование. Подумать только, а я ведь так надеялась, но, увы, обманулась. Озадаченно заморгав, я встала и отряхнула джинсы.

– Тебе просто повезло.

– Ладно, мне пора.

Быстро собрав свои вещи, махнув мне рукой и бросив напоследок: «Увидимся в колледже», Гай из парня, который вот-вот меня поцелует, превратился в бледную точку на горизонте.

Пожалуй, не стоило ему писать. В конце концов, я и так уже опережала его на два сообщения, а он отставал. Теперь была его очередь. Я еще немного посидела в рощице, наблюдая за тем, как садится солнце и сгущаются сумерки. Заново переживая все случившееся. И тут в голову пришла мысль, что написать все-таки можно . После того, что было, я вполне имела на это право. И я торопливо – чтобы еще, чего доброго, не передумать – напечатала:

Спасибо тебе за сегодня, Чемпион

Смайлик-поцелуйчик я ставить не стала. Нарочно. Он меня не поцеловал – и я его не буду. Пока я шла домой, вдыхая вечернюю прохладу, меня посетила одна идея.

Новая мысль

Если я трону все фонарные столбы, что только

увижу, он точно ответит!

Я притронулась ко всем фонарям, которые попались мне по пути, то и дело проверяя телефон. Сообщений не было. Тогда я начала прикасаться к столбам по два раза. Не помогло.

На подходе к дому я уже барабанила по фонарям аж по шесть раз, бормоча: «Напиши, напиши, напиши, напиши, напиши, напиши!» Почему по шесть – и сама не знаю. Но тогда мне казалось, что так правильнее всего.

Когда я вошла в дом, Роуз сидела в гостиной и смотрела телевизор.

– Ты где пропадала? – спросила она.

Я метнула в нее недобрый взгляд. Ее предательство еще было свежо в моей памяти.