АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

Я часто дышу, пытаясь понять, что произошло. Оглядываюсь вокруг, переосмысливаю ситуацию и рассчитываю траекторию своего падения.

Тяжело вздохнув, неудовлетворительно фыркаю собственной глупости и невнимательности. Фыркаю и пробую подняться, чтобы выпутать Верблюда из кустов и поехать домой, куда уже давно пора было бы отправиться, — почти стемнело.

Только вот подъем оказывается невыполнимой задачей, как бы сильно мне этого ни хотелось. В ноге вспыхивает нестерпимый огонек боли, прокладывающий несколько дорожек слез по моим щекам.

…Холодает. Парк накрывает темнота. А я сижу на траве, не прекращая плакать, и с отчаяньем гляжу на велосипед и свою ногу. Не могу составить план действий. А еще начинаю мерзнуть…

Чтоб тебя, Белла, с твоими велопрогулками, закрытыми глазами и прочей требухой! Сидела бы дома, смотрела Animal Planet, и была довольна жизнью! А теперь…

Но самобичевания делу не помогут, это мне известно не хуже, чем кому-либо еще. И только поэтому я, наплевав на собственную гордость и к чертям послав свою надуманную независимость, тянусь к рюкзачку, доставая телефон.

Мои родители на другом конце света — приобщаются к американским достижениям садоводства, моя единственная подруга, Таня, как будто назло, на свадьбе сестры — за двести километров от Сиднея. И таким образом, единственный человек, что может мне помочь, подонок. Но даже к подонку можно обратиться, если на кону перспектива провести ночь в парке, вдали от людных прогулочных дорожек. Даже думать не буду, что со мной может случиться здесь… к тому же, по наступлению полной темноты с деревьев спускаются опоссумы, а встречи с ними, не глядя на безобидность, мне бы также совершенно не хотелось.

Поэтому я звоню. Достаю телефон и звоню. Стиснув зубы.

Семь гудков — автоматический сброс. Не отвечает.

Я не унимаюсь. Пробую снова, начинаю подрагивать от холода — моя майка явно не рассчитана на ночевку в парке.

Снова сброс. Да он издевается!

Сморгнув слезы, набираю номер в третий раз. Сижу на траве, смотрю на свою пострадавшую ногу, отчаянно вслушиваюсь в гудки и тихонько бормочу «пожалуйста». Мысленно даже обещаю Вселенной принести извинения Эдварду и еще раз переспать с ним, если ответит. Переступлю через себя.

Мне же не добраться до дома самой!..

— Чего тебе? — о да! Наконец-то, наконец! Меня пощадили…

— Э-Эдвард… — не сразу справляюсь с голосом, который подводит, вздрогнув. Запрокидываю голову, поджав губы.

Какую-то секунду на том конце молчат. А потом все же настораживаются:

— Что случилось?

— Э-Эдвард… — еще раз повторяю, тщетно пытаясь договорить фразу до конца. — Мне… мне нужна твоя помощь…

Унизительно звучит. Но унижение можно перетерпеть. А вот опоссумов — навряд ли. Я побегу домой на руках, если увижу их. Никогда не подхожу близко и всегда сворачиваю в другую сторону, если заслышу характерные хрипы невдалеке.

— Моя помощь? — Каллен изумлен, но не издевается. Говорит крайне серьезно.

— Твоя… мой Верблюд в кустах, а я… я, кажется, ногу сломала… и опоссумы… Эдвард, я не хочу видеть опоссумов!

— Что-что? — он теряется. Я понимаю его — тоже бы растерялась, услышь такое от едва знакомого человека, — дурдом. Голос звучит глухо, лицо, скорее всего, нахмурено. И дышит он неровно. Он вслушивается в то, что говорю.

— Гайд-парк — я в Гайд-парке. Ты можешь приехать ко мне?.. Побыстрее…

— В какой части, Белла? Я приеду, только скажи мне, в какой части, — говорит быстрее, волнуется. И, судя по появившимся на заднем плане шагам, куда-то идет.

— В северной, аллея с пальмами. Указатель на входе…

— Хорошо, — он собранно соглашается, — тогда дай мне пятнадцать минут. Я здесь неподалеку.

И отключается. Оставляет меня один на один со всем, что окружает, включая обитателей здешних деревьев. Дышу неровно и часто, ногтями впиваюсь в траву. Еще раз пробую подняться, но тщетно, — без опоры никак, слишком больно. Остается только ждать.

И, слава богу, ожидания оказываются не напрасны.

Он приходит. Я сначала не понимаю, что это он, сначала шарахаюсь в сторону, сдвинув ногу, взвизгнув от боли и чуть не обрушив Верблюда на себя, но потом, как только начинает говорить, унимаюсь. Верю.

— Эдвард…

Он присаживается передо мной — в тенниске, в джинсах, со взъерошенными волосами и озабоченным лицом — и кивает. Наскоро оглядывает меня, пытаясь понять, что случилось.

— Ага, — утешающе подтверждает, легонько погладив по плечу, — расскажешь мне, что с тобой?

— Верблюд… — киваю на кусты, всхлипнув. — Я ехала, а там ветка… и дерево, и моя нога…

— Велосипед? — Эдвард изгибает бровь, поглядывая на моего железного коня с удивлением. — Верблюд?..

— Так его зовут…

— Велосипед зовут?..

— Да, велосипед. Это важно?.. — черт, как же больно. Я определенно сломала ногу. Будет родителям сюрприз.

— Нет, Белла. Не важно, — мужчина понимает мой настрой. Качает головой, поднимаясь на ноги. И вытаскивает велосипед из кустов, выкатывая на дорогу.

— Что с ногой? — зовет, возвращаясь ко мне.

— Не знаю… — хныкаю, обреченно посмотрев на Каллена снизу вверх.

— Идти можешь?

— Нет.

— А встать?

— Сама тоже нет, — морщусь, признавая неутешительную правду, я. Глубоко, но неровно вздыхаю.

— Самой не нужно, — успокаивает Эдвард, наклоняясь ко мне и обвивая за талию, — держись, а я помогу.

С такой легкостью поднимает меня, что я не сразу понимаю, что происходит. Ощущение реальности возвращается лишь тогда, когда оказываюсь на раме велосипеда. И ее холод прекрасно ощутим через мои тонкие шорты.

— На входе у меня машина. А до нее так будет быстрее, — объясняет Эдвард, занявший мое сиденье и уже убравший подножку, — не шевелись и не сунь ноги под педали, хорошо?

Замерзшая, напуганная и уж точно не готовая к сопротивлению, я почти сразу соглашаюсь. Киваю не думая. Хватаюсь за руль, удерживая равновесие.

— Осторожно, осторожно, — наставляет шепотом Каллен, похоже, сам себя, когда мы двигаемся с места. Медленно, потом побыстрее, потом, ровно держа руль, как надо. Не быстро и не медленно, размеренно. Но вперед. Но к выходу. Прочь от обиталища опоссумов, чей хрип я, кажется, уже слышала.

Уже в машине (впервые еду внутри такого «Мерседеса»), когда Эдвард грузит мой велосипед в багажник, а меня сажает на переднее сиденье, пристегивая ремнем, понимаю, что так и не поблагодарила его. Начинаю чувствовать себя дрянью.

— Спасибо тебе, — кое-как согреваясь, шепчу, с признательностью взглянув на Каллена.

Он поворачивается ко мне с легкой ободряющей улыбкой и блеском в глазах. Темные оливы — очень красивые — переливаются. Мгновенье — и Эдвард гладит меня по щеке. Нежно-нежно, стирая все слезы.