АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

Боль — это грязь. Мне уже расшифровали.

С нечеловеческим трудом промолчав в ответ, я возвращаюсь к Эдварду. Я глажу его плечо, целую сжавшие мои, побелевшие пальцы. В них ни кровинки. В нем всем будто бы ни кровинки.

Я не знаю, сколько это длится. Помимо редких стонов мужчина не позволяет себе ничего, хотя по глазам, по губам видно, что то, что его терзает… не снести. Никак.

Но вот Врачеватель тушит две ароматические свечки. Конец близок?

— Через минуту будет апогей, — развязывая узелок с очередными засушенными дарами леса, он поворачивается к огню, — от него зависит весь эффект. Чем сильнее боль сейчас, тем меньше будет потом. Главное — не касайся руками головы. Женщина, держи его руки. В руках вся грязь.

Черт!

Лицо Эдварда заостряется, наполняясь решимостью, последней и действенной. Глаза он открывает, не собираясь прятаться от огня. Находит меня — на секунду. И камень, кремень, что заполоняет его взгляд, ничем уже не поколебать.

Я нерешительно сперва, но потом увереннее накрываю своими обе руки мужа. Мы начали это. Надо уже и закончить как следует.

…Шаман кидает мешочек в огонь. Пламя его с легкостью поглощает. И, хоть я думала, такое бывает только в кино, под стать этому, Эдвард, задохнувшись, с резко расширившимися глазами, вздрагивает всем телом. Блики огня играют на его промасленной коже. На лице ходят желваки, брови страшно взлетают вверх. А багровые синяки у глаз, так и не сведенные бесконечной терапией, мне чудится, чернеют.

Его силы Каллену не хватает.

Сжав зубы, стиснув до треска, сквозь них он кричит. Рычит. Ревет. Тело, как у марионетки, будто подвешенное нитками, тянет вверх. Он изгибается, задыхаясь, загибаясь, и рвется, мечтает руками накрыть голову. Будто спасет ее. Будто сможет.

Скользкие, я, умоляя его потерпеть, их держу. Как могу.

— Грязь выходит. Вся грязь, — одеревеневшим тоном произносит шаман, довольный картиной, — дыши и терпи.

Эдвард извивается на своем месте на узкой деревянной койке. Дрожь его уже ни с чем не сравнить и никак не унять. Блестящая уже не только от масла, но и от пота кожа переливается даже от самого маленького источника света. И этот взгляд… и выражение лица… и губы, губы, доказывающие мне, демонстрирующие так ярко, как возможно, каждое его мучение…

Я умираю вместе с Эдвардом. С каждым его рваным вздохом.

— Люблю тебя, люблю, — склонившись к его уху, из последних сил держа руки, сорванно шепчу, — мой сильный, мой храбрый, мой замечательный… я так тебя люблю… я люблю… я здесь.

Мои бормотания сливаются с бормотанием шамана.

Огонь, горящий в его костре, срастается с огнем внутри Эдварда.

И время, убыстряясь, все же жалится над нами.

Под затухание остатка ароматических свечей — без какой-либо помощи Врачевателя — Эдварда отпускает. Так же резко, как и началось.

Он тяжело откидывает голову на койку. По коже текут слезы. Сбитое дыхание так просто не восстановить.

— Свободен от грязи, — произносит шаман, смахнув зеленую траву со лба Каллена, — через десять минут встанешь и пойдешь в свой дом. Спи много, ешь много. Слабость скоро кончится. И ты станешь здоров.

Замечательное сообщение.

Выдохнув, я склоняюсь к Эдварду, не отпуская его рук. Нахожу губы, трепетно целую.

— Больно?

— Нет, рыбка…

Я касаюсь своими щеками, не боясь измазаться в масле, его щек. И по сумасшедшему ярко, облегченно улыбаюсь.

Усталые темные оливы встречают меня той же улыбкой. Но куда, куда более счастливой, не глядя даже на общее свое состояние.

— Люблю тебя, — хрипло признается Эдвард. Тише капельки масла, падающей на пол.

— Люблю тебя, — киваю я. И обнимаю его, самим фактом существования этих объятий, поклявшись больше никогда не отпускать.

Среди гостей, приглашенных к участию в нашем сюрпризе, помимо Даниэля и Аро, ставших в нашем доме самыми частыми гостям, а так же моих родителей, гордившихся своим зятем, есть еще несколько близких друзей. С кем-то Эдвард познакомился на тренинге серферов, с кем-то встретилась я, гуляя с Полин. А некоторых мы и вовсе узнали вместе на праздниках в городе или детском саду. Эти люди стали для нас подтверждением той новой жизни, что мы начали. И потому они особенно дороги нам. Эдвард будет рад.

— Через десять минут, — сообщаю я всем собравшимся, выглянув в окно, — Апполинария зайдет первой, потом — наш именинник. Тогда и начинаем — я дам сигнал.

Все понятливо кивают.

Аро, подмигнувший мне рядом с проигрывателем, помнит свою задачу — включить музыку. А Даниэль, все-таки укравший еще одну тарталетку, готовится отпускать шарики. Улыбается.

У них с Аро все получилось. Наладилось, настроилось, вошло в колею. Любовь преодолевает многие преграды, даже если они кажутся самыми невероятными. Любовь — это движущая сила, которую нужно еще поискать. И эти двое, не глядя на предрассудки, не глядя на сложности, все-таки выстояли, не утеряв и капли своего чувства. Они победили.

И мы победили.

Большие деньги не стали камнем преткновения, как того боялась я.

Головные боли, почти полностью исцеленные тем шаманом, не стали камнем преткновения, как боялся Эдвард.

И рождение Полин… наша светлая девочка окончательно вернула в нашу жизнь солнце. С тем самым первым положительным тестом на беременность…

Это произошло через четыре месяца после нашего визита к доктору в Джорджии — и через три, после посещения Врачевателя в этой страшной хижине. Эдвард оправился, сумев, как и обещал абориген, полностью преодолеть все последствия болей и, хоть боялся их возвращения — и боится до сих пор — справился. Он потом много раз напоминал мне, сколько я ему это повторяла… и уверял, что без меня бы не смог… но это неправда. Его внутренняя сила, его стойкость и его решимость привели нас к счастливому финалу.

Бросить клинику он решил сам.

Пройти лечение у шамана, без каких-либо гарантий, он решил сам.

И то, что я просто сопровождала… о нет, мистер Каллен, вашу славу отбирать не позволю. Вы это совершили — истинный подвиг. А я делала то, что должна жена. Не более.

Но, так или иначе, через три месяца я получила подтверждение беременности. Мы соблюдали все правила предохранения, помимо таблеток, однако Апполинария каким-то образом прорвалась через оборону. И явилась, лучистым солнцем, в нашу жизнь.

Отношение Эдварда к моей второй беременности радикально отличалось от первого. События, что мы пережили, тому причина, или он просто сдержал данное мне слово, что так будет… а может, все дело в понимании, каково такое чудо… терять.

Муж проводил со мной как можно больше времени, послав даже работу. Он посещал со мной консультации, ходил на какие-то курсы для беременных, следил за тем, что я ем, сколько отдыхаю, как себя чувствую, соблюдаю ли рекомендации… он берег нас обеих. Он безумно нас любил.