АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Тише, — увещевает Джеймс, его руки обвивают мои плечи, — тише, Изабелла.

— Отпусти меня, п-по-пожалуйста… — стону, умоляя кого-нибудь свыше, чтобы сегодня моих слез оказалось достаточно для отмены приговора. Пожалуйста. Я на все готова.

Вздрагиваю всем телом от неимоверного облегчения, осознавая, что меня услышали! Голос Кашалота затихает, а ладони, сдерживающие меня, исчезают, будто их и не было.

Подтягиваю колени к груди, сжимаясь в крохотный комочек. Если отпустил, не тронет. Обещал… Слезы предательски продолжают течь, отказываясь отпускать измученное сознание. Утопаю в них, даже не пытаясь стереть, прекратить эту истерику. Мне слишком страшно…

«Да, красавица» — хриплый голос Джеймса.

«Да, моя девочка» — тихий-тихий, едва слышный, Маркуса.

«Ещё, малышка, ещё» — низкий, словно от злодея из кошмара, задыхающийся — Рауля.

— Белла? — очередной мужской голос, напоминающий тембр Джеймса, прорезается совсем рядом с ухом. Снова.

Боже, если я доживу до утра, сделаю все, что пожелаешь!

Приглушенно вскрикнув, дергаюсь в сторону. Неужели они вернулись за мной?

Затаиваю дыхание, застывая на самом краю кровати. С трудом понимаю, что должна после такого резкого рывка оказаться на полу, однако каким-то чудом все ещё нахожусь здесь.

Запоздало ощущаю прикосновения длинных пальцев, впившиеся в правую руку. Они меня держат.

Крепко сжав губы, набираюсь смелости и оборачиваюсь. Не знаю, кого увижу, не знаю, что буду делать, но при этом все равно перебарываю себя. Почему-то кажется, что так будет лучше. Проще. Не так болезненно.

Джеймсу нравится, когда я подыгрываю. Тогда он мягче и спокойнее, и…

Малахиты, светящиеся в темноте, застывают на моем лице, выбрасывая из головы все иные мысли, не связанные с ними.

Давлюсь воздухом, когда узнаю Эдварда. Не Маркуса, не рабочих, не Кашалота… Эдварда! Моего!

Нечленораздельно бормоча имя мужчины, резко изворачиваюсь на простынях, за мгновенье ока меняя положение тела. Прижимаюсь к его правому боку, находящему в моей доступности, и стискиваю пальцами серую пижаму, надеясь, что не разорву её в клочья.

— Пожалуйста, — шепчу я, с трудом пересиливая всхлипы, — пожалуйста, не от… не отдавай меня! Пожалуйста!

Не боюсь его. Знаю, что только этот человек в состоянии помешать Джеймсу вернуться в мою жизнь и пообещать личную неприкосновенность. Даже Джаспер, как ни прискорбно, ничего не сделает, если Каллен приговорит меня.

Молю, не сдерживаясь. Не могу больше притворяться. Нет сил.

— Что случилось? — мужчина выглядит растерянным и потрясенным одновременно. Убирает руки, будто я рыдаю из-за них.

«Отдаст» — нещадно сообщает сознание.

НЕТ!

— Я хорошая… — плачу, боясь впасть в окончательное безумие от страха, — я все сделаю, Эдвард… все, что с-скажешь… я буду… я буду хорошей!

— Ты и так хорошая, — когда их обладатель, наконец, приходит к относительному пониманию происходящего, холодные пальцы все же касаются моего тела — осторожно, словно фарфора. Оно пробыло под одеялом весь тот отрезок ночи, который прошел до кошмара, но, тем не менее, не согрелось. Меня начинает трясти заново.

— П-п-п-пожалуйста, — выгибаюсь, сильнее приникая к нему. Эдвард теплый. — Он за мной пришел, они пришли… пожалуйста!

Пусть поверит, что не лгу. Пусть скажет «да»!

— Никто не пришел, — мой похититель качает головой, вынуждая прижаться лицом к своему плечу, — тише, Белла, Джером спит. Здесь никого нет, кроме нас.

Имя мальчика немного отрезвляет.

Затихаю, но выпускать моего похитителя не планирую — сильнее сжимаю его майку. Если разожму руки, несомненно, потеряю и его. С кем же тогда?.. Кто же тогда?..

— Не отдавай…

— Хорошо.

— Хорошо? — затаиваю дыхание, отчаянно надеясь, что не ослышалась.

— Да. Хорошо, — он кивает, — а теперь закрывай глаза.

— Эдвард, мне страшно… — скатываюсь до самой низкой ступени откровения. Мне уже нечего скрывать. Тем более — теперь.

— Не бойся, — мягко советует бархатный баритон, когда, чувствуя прикосновения к своим волосам, я судорожно вздыхаю. Затихаю, насколько это возможно, пытаясь сосредоточиться на осторожных движениях мужчины на них.

Считаю касания, пытаясь успокоиться.

Двадцать семь. Тридцать…

— Останься со мной, — наскоро вздохнув, прошу я. Ближе, чем лежу, подвинуться уже не получится, но я все равно пытаюсь.

— Я и так здесь, — он разговаривает со мной, словно с маленьким ребенком. Мягко, ласково. Как когда-то делал папа. — Засыпай.

Внимая его просьбе, не убирая рук, вправду закрываю глаза, планируя хотя бы попытаться заснуть.

… Как и следовало ожидать, не удается. Впрочем, в тихом лежании тоже есть свои плюсы. Я успокаиваюсь. Облик Джеймса постепенно растворяется, а Маркус пропадает и того раньше.

С Эдвардом мне не страшно. Его «не бойся» — очень действенное лекарство.

Когда окончательно уходят в забытье все следы истерики, а кошмар уплывает восвояси, я решаю, что должна поблагодарить мужчину.

Поднимаю голову, сморгнув слезную пелену, глядя на моего похитителя.

Зарождающаяся неловкость от случившегося, некий стыд, если можно так назвать это чувство, испаряется сам собой, когда я вижу его лицо при скудном лунном свете, падающем из прямоугольного окна.

Оно… мокрое.

Настолько мокрое, будто его только что окатили ведром воды.

— Эдвард? — пугаюсь, приподнимаясь, чтобы лучше рассмотреть его, — в чем дело?

С нового ракурса наблюдаю, что пот сплошной маской покрывает не только его лицо, но и шею, плечи, руки… Майка стремительно намокает на всем теле моего похитителя.

— Все в порядке, — пересохшие губы опровергают слова своего обладателя быстрее, чем он заканчивает их.

— Скажи мне, что делать, — оглядываюсь по сторонам, пытаясь сообразить, что нужно. В случае с ногой все было гораздо проще. Тумбочка — шприц — Эдвард. Система проста и понятна. А теперь… что теперь?

— Белла, потише, — малахиты опасливо наблюдают за спящим мальчиком, свернувшимся возле отца с противоположной от меня стороны.

— Что с тобой? — кусаю губы, стираю влагу с его челюсти. — Давай мы позвоним Флинну, пожалуйста!

Страх, укрытый сотней покрывал и запертый за семью замками — страх из той ночи — заново завладевает сознанием. Ощущаю, как панически боюсь потерять мужчину.

Каменная ограда… лес… венки…

Откуда во мне бралась сила тогда, в субботу? Из каких невидимых запасов поступала? Сейчас я чувствую себя не просто беспомощной, а, фактически, бесполезной.

— Не нужно, — Каллен медленно качает головой, — он говорил, что такое может быть, и это нормально.

— Не нормально, — отрицаю, полностью уверенная в своей правоте. Первые слезы возвращаются на лицо, создавая новые соленые дорожки, — не придумывай.