АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Ну разумеется.

Погасив основной свет, Эдвард оставляет лишь светильник на прикроватной тумбе. Садится на покрывала, подтягивая мое тонкое одеяло к самым плечам. Согревая и тем, что делает, и тем, как гладит.

— Засыпай, красавица.

— Рано засыпать… — подавляю зевок, раскрывая глаза пошире, — ты обещал поговорить…

— О чем ты хочешь говорить в двенадцать ночи?

— О Рене. Откуда ты узнал, где она?

— Не поверишь, но твоя мать живет в ста километрах от границы с Чили. Она объяснила мне, что шесть лет назад, после смерти дочери, они навсегда покинули Америку.

Я поджимаю губы, морщась.

— Это его уловки?..

— Его…

— Все, — слыша, как вздрагивает мой голос, Эдвард тут же идет на попятную, — неважно ведь, из-за чего они переехали. Главное, что переехали. И теперь здесь — совсем недалеко.

— Она была рада узнать, что я?..

— Рада? Ты шутишь? Белла, она едва ли не прыгала до потолка!

— А от меня хотела уйти…

— Уйти? — его бровь удивленно изгибается.

— Да… не поверила.

— Минутная слабость. Она слишком долго жила с мыслью, что потеряла тебя, — Каллен с такой нежностью проводит пальцами по моей щеке, что забывается сразу все плохое, что сегодня, вчера, и в принципе вообще было. Как тогда, в июле, когда он излечил меня от самой себя. Когда признался, из-за чего той французской ночью случился весь этот ужас…

«Меня это не оправдывает, Изабелла, ни в коем разе, — прошептал, перебирая мои волосы, — но тогда была годовщина пожара… я не мог пойти к Джерому в таком состоянии».

И мне полегчало. Достаточно для того, чтобы улыбнуться и поцеловать его. Конечно, к сексу мы пришли куда позже, но суть та же… и словами, и касаниями, и даже одним взглядом Эдвард способен облегчить для меня самую страшную боль.

Я люблю его больше всех на свете. Я люблю его так, как, казалось мне раньше, нельзя любить. И знаю, что чувствует он то же самое, пусть и не называет это таким «некрасивым» словом (хотя, попроси я, наверняка бы назвал, что бы ни думал). И даже если он никогда не скажет прямым текстом «я тебя люблю», я буду знать, что все неизменно. Я буду знать, что все, что он говорит, все, что он чувствует, все, что думает — пропитано этим. Эдвард прав, не обязательно кричать о чем-то настолько великом и драгоценном вслух. Отношение и поступки — вот любовь. А слова… слова, они, по своей сути, пустые…

— Нашла теперь…

— Нашла, — он соглашается, обворожительно улыбнувшись, — ну что, это все твои вопросы?

— Я её ещё увижу? — с опаской, будто он может ответить что-то ужасное, спрашиваю я.

— Разумеется. Она живет в отеле Сантьяго.

— И ждет?..

— Ждет моего звонка.

— Тот самый «Он»…

— Да, имени я не называл… пока… ты меня представишь, фиалка.

— Своего мужа? С удовольствием, — просительно протягиваю к нему руки, привлекая к себе. Целую. Нежно-нежно, любяще… хочу, чтобы он знал, что для меня на самом деле сокровище. Причем такое, какое стоит ещё поискать.

— Ну а теперь?..

— Почему ты решил… её привести? — не унимаюсь я.

— Потому что она — твоя мама, — предельно честно отвечает Эдвард, отстранившись. Свет падает на его лицо, демонстрируя ровные черты во всей их прелести. Скулы, губы, щеки, глаза, брови… и лоб, на котором, слава богу, хоть и есть отпечатки морщин, но уже не такие явные, не такие глубокие, как прежде. Не страшные. — У Джерома есть мамочка, у меня была… и у тебя должна быть. Мама — самое дорогое существо на свете.

— И папа.

— И папа, — он вздыхает, взъерошив мои волосы, — спасибо за напоминание.

— Обращайтесь…

Мы проводим пару мгновений в тишине. Спокойной, не давящей…

— Ты полежишь со мной?

— Я с тобой посплю. Джером столько пробежал по зоопарку, что вряд ли сможет открыть глаза до завтрашнего полудня.

— Представляю…

— Даже представить не можешь, — он посмеивается, поднимая одеяло и забираясь вслед за мной под него. Надо же — уже в пижаме!

— Будем спать?

— Будем, — соглашаюсь, приникая к нему — моему теплому, заботливому, любимому, доброму… Черный Ворон, я твоя должница. Если бы не ты, этот человек — потрясающий во всех смыслах — никогда бы не спал сейчас рядом со мной.

— Ты знаешь, как я тебя благодарна… — тихонько шепчу, почти провалившись в сон. Поднимаю голову, заглядывая в такие же сонные глаза Каллена.

— За что?..

— За что?! За все! — восклицаю, поглаживая его щеки, — за Джерри, за себя, за маму, за дом, за Чили… за все! Вот, где волшебник…

— Ну-ну, не отдавай мне свое звание так просто, — журит он, немного смутившись.

— Оно всегда твоим и было.

— Напомнить, что ты для нас сделала?

— Меньше…

— Меньше. Меньше в понятии «больше».

Я посмеиваюсь следом за ним, улыбаясь широко и радостно. Уже ночь, да, глубокая и темная. Уже село солнце, и луна, кажется, даже не появлялась. Закрыты двери в коридор, закрыты двери на балкон, в дом, спит Джером в соседней спальне, разглядывая свои цветные детские сны… и мы вдвоем, с Эдвардом, под одеялом, вместе, в теплоте и безопасности…

Предел мечтаний. Господи, как я хочу, чтобы это не кончалось!

— Ну что, принцесса Изабелла, закрывай глаза, — мурлычет Эдвард, прижимая меня к себе, как любимого плюшевого медвежонка, — завтра тебе понадобятся силы… нас ждет аквариум!

— Аквариум?.. А зоопарк?

— Сначала акулы, потом обезьяны — пройдемся по всему по порядку.

Его голос сонный, несмотря на веселость. Эдвард тоже устал — без сомнений.

— То есть, культурная программа распланирована?

— Да, — он зевает, чмокая меня в макушку, — ещё как… и да, надо не забыть в четверг помочь Джасперу перевезти вещи.

— Перевезти вещи?..

— Сюрприз номер два — улыбается Эдвард, — они решили перебраться поближе к цивилизации — будут жить в двух километрах от нас — по соседству.

Моей радости, кажется, нет предела. Я соскучилась по Хейлу. Он замечательный!

— А теперь — все, конец, спать, — предвидя мои дальнейшие расспросы (сон и вправду куда-то улетучивается), предупреждает Эдвард, — обо всем с утра. У нас теперь много времени для разговоров.

— Много?.. — с интересом спрашиваю, поглаживая, как и утром, низ его живота, — по-моему, для разговоров его как раз не хватает…

Длинные пальцы ловко перехватывают мои. Вытаскивают из-под одеяла на поверхность, нежно целуя. «Не сегодня».

— Ты дашь мне поспать или нет? — напускным страдальческим тоном восклицает Эдвард, — о боже мой, ну хоть минутку…

Улыбаюсь, теперь уже сама придвигаясь к нему поближе.

— Ладно-ладно… добрых снов, мой хороший.

— Добрых, ваше величество, — шепчет он в ответ, подстроившись под мою позу так, чтобы обнимать как следует и не выпускать из объятий, — «и когда запоют соловьи, весна придет…» уже пришла, Belle, благодаря тебе!