АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

— Белла, что происходит? — недоумевает она, косясь взглядом на мою охрану.

— Не обращай внимание, — избегая лишних вопросов, отмахиваюсь. — Лучше скажи, он сильно обижен?

Мы обе без лишних слов понимаем, о ком идёт речь.

— Я попыталась объяснить ему, что Вы не убежали и вернётесь, но не думаю, что он полностью поверил мне… — виновато говорит девушка, теребя свой халат пальцами.

— А его состояние? Всё хорошо?

— Энтони отказывается от еды. Он сказал мне, что не возьмёт ничего в рот, пока вы не вернётесь. И я, и другие медсестры пытались накормить его, но он отказывался. Последние три дня нам приходится делать это внутривенно…

— Боже… — издав стон, с силой зажмуриваюсь. Он не хочет кушать. Объявил голодовку, думая, что так сможет заставить меня вернуться. Глупенький. Я бы и так вернулась. Хоть из Антарктиды!

И что прикажете теперь делать?

— Вы надолго? — с надеждой в голосе интересуется Эленика.

— Да, надолго, — киваю головой, готовясь войти в палату.

— Ах да, Белла, — девушка останавливает меня, кладя свою руку поверх моей, неистово сжимающей дверную ручку. — Вчера был подписан чек на реабилитацию Энтони. Её оплатили спонсоры…

— Я уже знаю, — выдавливаю полуулыбку, вспоминая про Каллена и наш вчерашний разговор.

— Хорошо, тогда давайте поговорим позже, — медсестра отступает, но всё же явно много недопонимает.

Что же, сейчас это меньшее, что волнует меня.

Белая дверь пропускает меня внутрь небольшой комнаты, где солнечный свет попадает на пол рядом с больничной кроватью.

Замираю на пороге в нерешительности.

— Уходи, Эленика! — бросает детский голосок, и мой взгляд мигом падает на самое дорогое в жизни лицо. Мой маленький мальчик, сыночек!

Он даже не смотрит в мою сторону. Его руки скрещены на груди, и от них тянутся несколько трубок к подвешенным на штативе капельницам.

— Это я, Тони… — мой голос как будто изменился. Я сама не узнаю его. Такая смесь чувств…

Никогда в своей жизни я так надолго не оставляла собственного ребёнка. Тем более сейчас, когда так нужна ему.

С этими словами белокурая головка быстро поворачивается, и небесные глаза впиваются в мои.

В них я вижу радость, недоверие и восторг. Но всё это затмевает одно-единственное чувство, выделяющееся больше всего — укор.

Молчаливый детский укор.

— Мама?

— Да, малыш, да! — утвердительно отвечаю я, делая к нему осторожные, несмелые шаги. — Я пришла. И я очень сильно люблю тебя!

— Где ты была?

— Мне нужно было уехать, — подхожу к его кровати и креслу рядом с ней. Нерешительно опускаюсь на него.

— Почему ты меня бросила? — в небесных глазах слезы — Потому что я спал слишком долго?

— Нет, малыш, нет. Энтони, я тебя не бросала и никогда не брошу, — протягиваю руку, чтобы взять в неё его, но он отдёргивает свою ладошку.

— Врёшь!

— Солнышко моё, — предпринимаю вторую попытку, но и она безуспешна.

— Ты вернулась только потому, что я сказал, что не буду кушать, пока ты не придёшь! Я тебе не нужен!

— Кто сказал тебе такую глупость? Ты нужен мне больше всех на свете! Я люблю тебя больше всех на свете! Если бы могла, я бы взяла тебя с собой, когда уезжала.

Его взгляд приобретает удивление и некую неуверенность. Решаю воспользоваться этим, пока не стало слишком поздно.

— Но теперь я вернулась, и отныне буду ездить только с тобой. Ты почти поправился, и совсем скоро мы вместе поедем в одно место, где тебе очень понравится, — рисую радужные перспективы, надеясь что он верит мне.

Только бы ничего не сорвалось.

— Ты говоришь, что будет так, а потом снова уедешь без меня, — не соглашается он, но уже не с той уверенностью, что раньше.

— Никогда! — кладу руку на сердце, обещая ему это, хотя мой голос и мои чувства наверняка говорят больше, чем банальная жестикуляция. — Я никогда от тебя не уеду. Теперь только с тобой. Раз и навсегда.

— Правда? — теперь он взволнован, и приборы, подсоединённые к его телу, свидетельствую об этом ускоренным пиканьем.

— Правда, малыш, чистая правда, — заверяю его. — Ну а теперь, пожалуйста, можно мне обнять тебя?

Он смотрит на меня странным взглядом, а затем просительно протягивает руки.

С готовностью и необычайной быстротой поднимаюсь с кресла, прижимая его к себе. Его дыхание изменяется, и плечи начинают вздрагивать. Впрочем, это никак не мешает ему обнимать меня настолько сильно, насколько позволяют трубки от приборов.

— Не плачь, Тони, не плачь, — прошу я шёпотом, сама готовая расплакаться прямо сейчас и здесь, держа его в объятьях. Он такой маленький, он никому ничего плохого не сделал, не причинил ни зла, ни боли. Только я источник его страданий и по совместительству мать.

Я так хочу, чтобы он больше никогда не испытывал того, что пережил за эти полгода. Хочу, чтобы он всегда смеялся, чтобы он был счастлив. Со мной или без меня — но он должен жить! Я знаю это на все сто процентов, и знала ранее, но теперь понимаю каково это: быть без него длительное время. Я скучала, безумно скучала. Не будь рядом Эдварда, сошла бы с ума…

— Пожалуйста, — хнычет он, и солёная влага мочит мою футболку. — Не уезжай больше, мамочка! Я буду хорошо себя вести, буду слушаться, но только не уезжай больше!

— Конечно, сыночек, — подавляю комок рыданий, ставший в горле, и обнимаю его крепче — он такой маленький, такой хрупкий, такой ранимый и такой любящий. Я люблю его больше всех на свете.

— Мне очень плохо без тебя. Я не хочу больше оставаться один.

— Такого больше не повторится, поверь. Я теперь буду только рядом с тобой, — целую его затылок, плечи, кудри, глажу плечи, спину, рёбра, и не выпускаю из объятий.

— Ты сегодня вечером снова уйдёшь?

— Нет, — решаю быстро и безотказно. Естественно, как я могу уйти? После всего, что натворила?

Эдвард поймёт меня, я уверена. Позже я сообщу ему.

— Честно?

— Честно-пречестно, — усмехаюсь, из последних сил борясь со слезами. — Только пообещай мне, что поешь. Вместе со мной.

— Ладно, — он с готовностью принимает моё предложение, подтверждая свои слова, что сделает всё, только бы я не уходила.

— Отлично, — стираю слёзы из уголков глаз, отстраняясь от него и утирая своими пальцами теперь уже его личико. — Значит, сейчас я принесу обед.

— Нет! — он хватает меня за руку, прильнув к ней. — Пусть Эленика принесёт. Не уходи.

Моё сердце зажимается от боли.

— Тогда скажу ей и тут же вернусь, — разглаживаю кудри на его голове, и целую в лоб. — Очень быстро. Можешь даже сосчитать до пяти.

Он шмыгает носом, а испуганные детские глазёнки не отпускают мои. Ценой невероятных усилий встаю с его кровати, двигаясь к двери.

— Эленика? — зову я. Джаспер удивлённо смотрит на меня с высоты своего роста, но я его не замечаю.