АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

Делаю пару несмелых шагов, изумляясь такому взгляду от собственного ребёнка.

— Солнышко, Энтони, — пробую произнести что-нибудь, но язык плохо слушается.

— Привет, мам, — он отвечает и радостно, и серьёзно одновременно. На миг забываю, что здесь делаю.

А потом у меня сдают нервы. Буквально. И быстро.

Кидаюсь к его кровати, не унимая бегущих слез, и опускаюсь на колени, принимаясь целовать его ладошки и прижимать их к щекам.

— Прости меня, малыш, прости меня, — помню, что ему нельзя волноваться и нервничать, но ничего не могу с собой поделать. Я слишком долго отсутствовала. Я боюсь, что он не примет меня в следующий раз. Этот страх пронизывает мою душу, заставляя сердце биться сильнее, и делая внутреннее состояние неприемлемым.

Возможно, какая-то часть моих слёз направлена на то, что сегодня мне пришлось вынести с Калленом. При нём ведь плакать запрещено…

— Успокойся, мамочка, я в порядке, — рассеянный детский голос слышится над моим ухом, отчего я натягиваю на лицо улыбку, всё ещё не выпуская его рук из своих. — Я в порядке, мне не больно.

— Это хорошо, — выдыхаю, вжимаясь лицом в простыни, чтобы как-то остановить слёзы. — Я рада, что тебе не больно.

— Почему ты плачешь? — малыш действительно удивлён. Не знаю, что ответит ему на этот вопрос. Почему я плачу?

Потому что я боюсь его потерять, боюсь не услышать, как он говорит «мамочка», как зовёт меня, как растёт, как улыбается…

Но сказать Тони этого я не могу. Он слишком мал, чтобы понять это. Мал, несмотря на всю ту взрослость, что ему пришлось принять в себя из-за болезни. Поэтому ограничиваюсь лишь одной фразой, в которой надеюсь передать весь смысл своего душевного состояния:

— Я виновата перед тобой, Энтони.

— Ты не виновата, мне Эленика сказала, почему тебя не было. Ты работала. Чтобы принести денег для тех, кто меня лечит.

Отрываюсь от больничных простыней, и, стараясь не заострять внимание на том, каким тоном произношу слова «работала», отвечаю сыну:

— Да, малыш, да. Работала. Из-за денег. Но теперь я здесь. Я с тобой. Я не хочу уходить…

— Ты ведь ненадолго уходишь? — мой собственный ребёнок, который испытывает боль, который находиться в больнице, в окружении незнакомых людей, пытается меня утешить. Замечаю, как он повзрослел за эти два дня. Какое мужество и храбрость появились в нём во время моего отсутствия…

— Как же я люблю тебя, Тони, — отпускаю его руки, приподнимаясь и целуя его в лоб. Он улыбается мне, хотя в улыбке проскальзывает грусть.

— Я тоже люблю тебя, мамочка, — проговаривает он, и его ладошки поглаживают мои щёки, стирая с них слёзы. Вымученно улыбаюсь, глядя на него.

Небесные глаза полны заботы и нежности. Заботы обо мне.

Никто не заботится сейчас обо мне, кроме Энтони. Только он. Он — всё, что у меня есть. Я сберегу его даже ценой собственной жизни!

Сейчас, когда я вижу эту детскую улыбку, эту любовь, исходящую от маленького хрупкого создания, я понимаю, что всё что делаю с Эдвардом — делаю не зря.

Мой малыш заслуживает жизни, заслуживает права на эту жизнь. Пусть Каллен сколько угодно терзает меня, причиняет боль — я всегда буду знать, зачем я на это согласилась. Ради него — моего Энтони.

— У меня для тебя есть кое-что, — вытираю слёзы, нежно глядя на него, и достаю из сумки новую книжку со сказками. — Думаю, тебе понравится.

— Спасибо, — он благодарит искренне, но всё же что-то не договаривает. Пытаюсь понять что, и поэтому кладу книжку на кресло у стены.

— Что с тобой, Тони? — спрашиваю я, гладя его белокурые локоны.

— Ничего…

— Солнышко, расскажи мне, — надеюсь, что он послушает меня, потому что иначе я изведусь от догадок.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — хмурясь, говорит он и отводит взгляд. — Без тебя мне плохо.

— Мне тоже, малыш, — целуя ещё щёчки, произношу я. — Но я должна. Ты знаешь почему.

— Знаю, но всё равно не хочу, — упрямо повторяет он.

— Сейчас я здесь, милый, — прижимаюсь своим лбом к его, успевая поцеловать нежную кожу. — И буду здесь до самого вечера. А утром снова приду.

— Я скучаю по тебе, мамочка, — он поднимает руки, обхватывая ими мою шею. Ответно прижимаю его к себе, слегка приподнимая с кровати. Он удовлетворённо сопит, уткнувшись мне в шею, и чувствуя его дыхание, во мне зреет новая уверенность, что я способна вынести любые превратности судьбы на благо моего ребёнка.

— Я тоже скучаю, Тони, тоже, — не разжимаю его рук, понимая как необходимы и ему, и мне эти объятья. Целую его в макушку, поглаживая затылок и спинку моего мальчика.

— Прочитай мне что-нибудь, — просит он, всё ещё не отпуская меня из объятий.

— Сейчас, — аккуратно выпутываюсь из его рук, и, достав книжку, сажусь на кровать, позволяя ему прижаться к себе, а затем начинаю читать сказку о Красавице и Чудовище, невольно олицетворяя Эдварда и себя в образе главных героев.

Мы слегка не подходим — я не красавица, а он чудовище лишь внутри, но никак не снаружи…

Впрочем, думаю, смысла это не меняет.

Утешает лишь то, что сейчас со мной мой малыш. Я глажу его локоны и целую его щёки. Он любит меня. И пока я нужна ему, я буду рядом, я вынесу всё что угодно, и сделаю так, как будет нужно.

Он — главная цель моего существования.

И это никогда не изменится!

Внимательно слушая мою сказку, Энтони начинает засыпать. Глажу его белокурые волосы, вспоминая, что доктор Маслоу говорил об отдыхе, который так ему нужен.

— Я не хочу спать, — внезапно произносит он, обвивая руками мою шею и покидая колени.

— Почему, солнышко?

— Когда я засыпаю, ты уходишь…

— Ох, Тони… — мне не за что винить его. Я, и вправду, ухожу, как только он погружается в сон. Обнимаю ребёнка обеими руками, целую в макушку и стараюсь сдержать слёзы. Помогает мне вибрирующий в кармане телефон, отчего я вынуждена отстраниться от своего мальчика и взглянуть на дисплей.

Умоляющие небесные глаза смотрят на меня, пока я достаю прибор из кармана.

— Я останусь здесь, — уверенно говорю я, хотя сама сомневаюсь. Наверняка это Эдвард. Я снова нужна ему раньше назначенного срока?

Чутьё не подводит. На экране точным шрифтом мобильника выведен знакомый номер — я уже выучила его наизусть.

Прижимаю Тони к груди, и глажу по спине, в то время как, стараясь убрать дрожь из голоса, отвечаю:

— Да?

— Белла, — отзываются на том конце. — Сегодня я не жду тебя. Водителя не будет.

Голос твёрдый, стальной, но и взволнованный. Будто бы на высшей точке напряжения. Интересно, что успело случиться за полтора часа?

Впрочем, узнать мне это ни дано, да и не особо хочется. Я готова прямо сейчас даже поцеловать Каллена — за подаренные лишние часы с сыном.