АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

— Тебе легче, солнышко? — едва касаясь, поглаживаю его личико, молясь, чтобы всё миновало. Не нужно больше бед, пожалуйста, Господи! Он же просто ребёнок! Ему всего четыре года!

Он сдавленно кивает головой и начинает дышать спокойнее. Отмечаю, что теперь ему легче вдыхать и выдыхать, а значит, впрыснутый в вену медпрепарат начинает действовать.

— Мамочка, пожалуйста, поспи со мной! — он указывает на свои смятые подушки и простыни, боясь, что я вернусь на раскладушку.

— Конечно, Тони, конечно, — пока не спешу укладывать его на подушки, лишь покрепче обвиваю руками за спину и колени, прижимая к себе. Он с удовольствием и скрытым отчаяньем льнет ко мне, когда я начинаю напевать его любимую песенку.

— Мне страшно без тебя! — замечает он, когда я вижу, что его глаза слипаются, и поэтому позволяю его голове удобнее расположиться на собственных руках.

— Я с тобой, — шепчу ему на ухо, целуя в висок. — Я всегда с тобой, никогда не забывай!

Он согласно всхлипывает, и прячет лицо у меня на груди, всё ещё не желая отпускать хотя бы на миллиметр.

Я понимаю его.

Он — ребёнок. Совсем ребёнок. Все эти испытания не для него. Он не должен так страдать. Я должна. Моя земная кара должна быть исполнена мной, а не переходить на Тони.

И всё же, всё что я могу сделать — быть с ним сейчас, и выполнять его маленькие просьбы. Наслаждаться каждой минутой, проведённой с этим ангелочком. У меня нет ничего дороже в жизни, чем он. И никогда не было.

Сижу, легонько покачивая его на руках около получаса. Может, больше. Сна ни в одном глазу. Я устала, но боюсь закрыть глаза, не зная, что будет ждать меня, когда проснусь.

Если бы сегодня меня с ним не было…

С ужасом вспоминаю, что меня не было и тогда, когда у него случился кардиогенный шок. Это намного хуже и страшнее. Он пережил это один, без меня.

Что я за мать?

Малыш начинает сопеть на моей груди, вырывая из задумчивости, и мягкая, нежная, сострадательная улыбка появляется на моем лице. Улыбка полная любви и умиления. Гляжу на этого ангела, которому подрезали крылышки, и пытаюсь в который раз понять — за что?

Я знаю, что ему нужно. Ему просто нужны назад его крылья. И он будет счастлив, он не будет чувствовать боли. Он будет жить.

О большем и не прошу!

А для себя мне вообще ничего не надо!

Едва касаясь, целую ребенка в лоб, с величайшей осторожностью перекладывая с рук на кровать, и следя, чтобы ему было удобно.

— Мама, — шепчет он, зовя меня.

— Я тут, солнце, — ложусь рядом, подоткнув под него одеяло, и прижимая сына к груди. Он удовлетворённо вздыхает, и легонько сжимая мои пальцы в своей ладони, снова засыпает.

— Я люблю тебя, Энтони, — шепчу ему я, понимая, что в ночной темноте — медсестра выключила свет — не может быть ни капли изъяна. Ночь скрывает недостатки, показывая лишь достоинства.

Но я люблю своего сына любым. В любом состоянии.

Хочется только, чтобы он жил, чтобы его сердце билось, а глаза светились счастьем.

Не видя его улыбки, не чувствуя его поцелуев и не слыша милого голоска, зовущего меня — зачем мне жить?

Незачем.

Как же я надеюсь, как молю Творца, чтобы он позволил моим мечтам относительно Тони сбыться.

Пожалуйста, Господи наш, помоги ему! Я готова всё отдать, сделать всё что угодно и стать кем угодно. Я готова умереть за него! Только не забирай его у меня! Не позволяй мучаться и плакать!

Надеюсь, ты услышал меня, потому что мне больше не к кому обратиться. У меня никого кроме Тони нет.

Не было.

Не будет.

Телефонный звонок будит меня следующим утром. Энтони начинает шевелиться в моих объятьях — поглаживаю его лобик, чтобы успокоить и убедиться, что он в порядке. Так и есть. Пока что — всё хорошо. События ночи заставляют меня поёжиться и вздрогнуть, но отгоняю от себя плохие мысли, пока неумело и сонно выпутываясь из рук мальчика, встаю и добираюсь до телефона. Хватаю мобильник и тихо, чтобы ни потревожить малыша, выбегаю в коридор. Там прохладно и меня пробирает дрожь. Стараюсь не обращать на это внимание, но дрожь усиливается, когда вижу номер на экране телефона…

— Белла? — голос напряжён, словно натянутая струна. Напряжён и холоден. Мигом узнаю, кому он принадлежит.

— Да, — отвечаю, протирая глаза пальцами. Вижу на дисплее телефона время — семь минут восьмого утра. — Что-то случилось?

— Я заберу тебя. Ты дома?

От неожиданности лишаюсь дара речи. Зачем меня забирать? В такую рань? Или теперь у нас на повестке дня утренний секс? Чёрт, я не выдержу!

— Нет, не дома, — набираюсь сил, чтобы ответить, взволнованно оглядывая белые стены больницы. — Я сама приеду, скажи куда!

— Я заберу тебя! — гневно повторяет он, и в трубке слышно падение чего-то тяжёлого о пол. Не решаюсь спорить с ним сейчас. Похоже, встал он не с той ноги.

— Клиника в северной части города, — проговариваю я, прерывисто дыша.

— Через пять минут буду, — сообщает он и отключается. Я трачу около двух драгоценных минут, чтобы сообразить, что только что произошло. Какого чёрта, Каллен забирает меня в семь утра? Что ему нужно от меня в такое время?

А потом вспоминаю о спящем сыне в больничной палате. Часы тикают, мои вещи внутри, но я могу разбудить его любым движением. А ещё, я обещала ему не уходить, когда он спит.

Словно воришка крадусь за белую дверь, подбираю с пола сумку и выхожу обратно. Сталкиваюсь с Эленикой, которая совершает ежедневный осмотр. Я и забыла, что в клинике расписание действительно очень ранее.

— Мисс Мейсен, — останавливает она меня. — Я слышала, ночью Энтони было плохо, как он?

— По-моему в порядке, — напряжённо проговариваю, кидая взгляды в окно. — Эленика, проследи за ним, пожалуйста. И скажи, что я приду. И что прошу прощения за свой уход. Убеди его, что он мне нужен, и я люблю его!

Такое заявление шокирует девушку, и её хватает лишь на сдавленный кивок.

Тороплюсь к лифтовым кабинам, расталкивая локтями пассажиров, и умудряясь втиснуться туда, хотя места и без меня не хватает.

Пытаюсь успокоить дыхание, считая этажи. Ну почему кнопки загораются так медленно?

Лифт едет размеренно, будто моя совесть специально это организовала. Она начинает терзать меня за то, что я оставила маленького сына одного, снова, хотя обещала более так не делать. Мучает за то, что сегодня ночью была бесполезна для него, когда ему стало плохо. А если бы та медсестра не пришла? Если бы не было никого? Он бы умер у меня на руках! Я бы сама его убила, не сумев оказать помощь!

Дверцы кабины со скрежетом открываются, и из душного пространства я попадаю в просторный больничный холл. Вокруг меня суетятся медсёстры, а невдалеке поблёскивает сирена скорой помощи. Скорее всего, какая-то авария. Неужели сегодня все проснулись так рано?