АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

Он отказался от всех нас.

Я ненавижу его даже больше, чем Эдварда, принуждающего меня спать с ним за деньги.

Мысли о Джейкобе Блэке прерывает визг шин среди закоулков улиц. Перевожу взгляд туда и замечаю, что стоит подумать о ком-то или о чём-то, как это «что-то», сразу появляется в поле зрения.

Вот и я, чувствуя дрожь, колотившую меня, замечаю яркий свет фар в ночной мгле.

Машина приближается слишком быстро. Я едва успеваю отскочить с проезжей части и натыкаюсь туфлей-лодочкой в лужу.

Я сильно удивлена, когда замечаю, что вместо «порше» передо мной замирает чёрная «мазда» Эдварда.

Дверь машины, словно автоматически распахивается, и бархатный баритон, который не может принадлежать никому другому, зовёт меня.

Сажусь в салон, закрываю двери и требую глазами, конечно, объяснения от Каллена.

Но на него мой взгляд впечатления не производит. Лишь закрыв двери и на полной скорости выезжая из города, он несётся по трассе, не удосуживаясь, и взглянуть на меня.

— Почему ты за мной приехал? — не нахожу логического объяснения. Голова кругом. Он же сам вчера сказал, что пришлёт машину. Планы изменились?

— Ты не рада? — в голове такая нервозность, что в словах не проскальзывает и капли должной и привычной для меня насмешки.

— Так почему же? — сейчас и я, и он настолько напряжены, что у меня хватает смелости нарушить его правило.

— Потому что сопровождать тебя буду я! — ударяя рукой об руль, рявкает он.

Мне бы следовало заткнуться, но я игнорирую собственный здравый смысл, слишком испуганная, чтобы соблюдать правила, оглашённые им.

Решаюсь переспросить, задать лишний вопрос и пытаюсь не думать о последствиях:

— Зачем? — куда меня нужно сопровождать? К особняку? Или он хочет секса прямо здесь, на заднем сиденье «Мазды»?

— Мы едем в аэропорт, Белла. Самолёт уже наготове! — проговаривает он, и перед моими глазами начинает темнеть от ужаса. Он что, решил выкрасть меня? Похитить из страны!?..

А как же Энтони?

Первые три секунды после сказанного замираю в кресле, даже не зная, что сказать. Горло сдавливает, перед глазами темнеет, а в груди идёт какая-то странная борьба. Будто бы сотни острых холодных льдинок вонзаются мне в сердце.

Толком не могу ничего сообразить около минуты.

А потом приходит прозрение.

— Нет! — громко и отчаянно кричу я, дергая за дверную ручку, но так же быстро понимаю, что она заблокирована. Страх проникает глубже, распространяясь по моему телу вместе с кровью.

— Заткнись! — грубо требует он, выжимая педаль газа.

Мои глаза перемещаются на спидометр, скорость на котором достигает ста восьмидесяти километров.

— Выпусти меня! Сейчас же! — кричу чересчур громко, не переставая дёргать металлическую ручку, силясь выломать запертую дверь. — Я не могу уехать сейчас! Выпусти!

— Ты сможешь! — нервно отвечает он, проверяя закрыты ли все двери на систему безопасности. Похоже, что да, раз на его лице появляется подобие усмешки.

— Почему? Зачем?

— Вопросы неуместны. Заткнись сейчас же! — снова грубость, снова его холодный и яростный голос. Он готов стереть меня в порошок прямо здесь, и немедля!

И всё же страх за то, что Тони останется один и без меня, заставляет перестать бояться его и настаивать на своём.

— Я сказала, выпусти меня! Сейчас я никуда не полечу!

— Я и не спрашиваю твоего согласия! — сворачивая влево, на трассу к аэропорту надменно скандирует он.

Холодный пот выступает на моём лице, заставляя сердце биться в исступлении.

Чаще тереблю ручку, извиваюсь на кресле, продолжаю кричать, как что-то тяжёлое, но тёплое обрушивается на мою правую щёку, заставляя её пульсировать и чувствовать, как кровь приливает к коже.

Не сразу догадываюсь, что ударил меня Эдвард.

Перевожу на него пустые, стеклянные глаза, не осознавая, что всё это значит.

На меня никто и никогда не поднимал руку. Никто не бил меня по лицу.

Эдвард первый.

— Что ты…? — слова утопают в нехватке воздуха. Молчаливые слёзы катятся по щекам, даже не от боли, а от обиды. Жуткого непонимания. Голос садится, руки безвольно замирают… — я вся замираю, словно фарфоровая кукла.

— Чтобы ты угомонилась, — кидает в мою сторону мужчина, наблюдая краем глаза за моей реакцией. Думаю, если бы я присмотрелась тогда лучше, увидела бы, как в изумрудных глазах проскользнул намёк на сожаление о содеянном. Но я не посмотрела. Не решилась.

Замерла и больше не двигалась. Я застыла, как снежная королева.

В голове: миллионы вопросов, сотни мыслей, кучи наблюдений — и ничего не укладывается. Я просто не верю ему. Не верю в то, что он сделал.

Бывало, во время секса он сжимал меня слишком сильно, оставлял синяки, грубо хватал за что-нибудь, но никогда не бил. Даже он никогда не делал этого до сегодняшнего дня.

Чем я всё это заслужила?

Щека продолжает пульсировать и гореть, пока я прикладываю к ней свою холодную руку, в попытке заглушить боль.

Напрасно, моя боль не снаружи, а внутри.

Нет такой силы, чтобы заглушить её сейчас. Нет того, кто сможет хотя бы облегчить её.

Теперь моё одиночество действительно убивает.

Впервые ощущаю всю свою слабость и немощность, когда-либо находившуюся в теле.

Мне настолько плохо, что не хватает даже сил прекратить плакать.

Смотрю на лобовое стекло, по которому катятся дождевые капли, и представляю, как так же по моим щекам катятся слёзы. Солёные, влажные, наполненные страданиями до самых краёв.

Эдвард тоже молчит. Не произносит ни слова.

Наверное, так даже лучше — его слова ничего не исправят. Он уже не сможет оправдаться передо мной, да он и не захочет. Я для него, словно животное. Он — бесчувственный, он — ужасный, он тот, кто может раздавить морально, сказав лишь одно слово.

Я так долго стояла под его напором, не шелохнувшись, что сейчас обессилела до такой степени, что не могу и ответить ему.

— Скажи хоть что-нибудь! — не выдерживает он спустя некоторое время. Даже не удосуживаюсь взглянуть на него, глядя прямо перед собой. Не вижу теперь ни стекла, ни салона машины, ни пейзажа — я будто ослепла. Перед глазами сплошное серое пятно, ничем не разбавленное.

Наверное, так проявляется моя удручённость и бессилие. Я просто плыву по нескончаемому морю боли, и сердце моё разрывается на мелкие кусочки снова и снова.

— Что сказать? — сама удивляюсь своему голосу. Такой пустой, стеклянный, холодный, безжизненный. Я хуже, чем зомби! Может быть, я действительно мертва?

— Это просто пощёчина, Белла, — как-то странно, почти даже виновато произносит мужчина, глядя на меня. Чувствую его пристальный взгляд, но сама смотреть на него не хочу. Слёзы текут по правой щеке, которая всё ещё горит, словно обожжённая.