АlshBetta - Последняя грань [СИ]

Стоя на остановке и разглядывая блеск фонарей в луже, я думаю о том, что не хочу домой. Не хочу прийти, увидеть вещи отца и… удариться в истерику. После смерти мамы мы жили вместе последние годы. Я видела его редко, сожительство — формальность. Но в груди болит, а в горле сжимает.

Я не столько убита горем, что потеряла Норвила, сколько тем, что в который раз похоронила прошлую жизнь. Все сначала. Все, черт подери, сначала, опять. Сколько раз я еще буду сминать почти дописанный сценарий в комок и кидать в мусорное ведро? Сколько раз еще буду возвращаться к белому листу?..

Зябко потирая плечи — куртку взять, конечно, не догадалась, — я вызываю такси. Я сажусь в тесную, маленькую машинку, закрываю глаза и считаю свои вдохи.

Куда мы едем?

Не знаю.

— Может, скажете адрес?

Я задумываюсь. Я кусаю губу.

А потом принимаю решение:

— «Сильвер Скрин», сэр. На сто одиннадцатой.

Главное преимущество ночного клуба в том, что он работает ночью. Нигде, абсолютно нигде, кроме крохотных магазинчиков в сомнительных районах, нельзя отыскать спиртное в такое время. На часах уже давно за полночь, и я уже давно у стойки. Лучше всего идет биттер [1] Самый крепкий вид мартини — прим. автора. . Это, по-моему, четвертая стопка.

Позади меня гремит музыка, мигают прожектора, и бесконечные люди в бесконечных спутанных движениях пытаются изобразить подобие танца. Я пришла с балета в ночной клуб и сижу здесь на высоком вращающемся стуле бордового цвета, оценивая движение выпивших посетителей. Я ненормальная. Я постепенно, но верно, схожу с ума.

И самое страшное, что сегодня это меня полностью устраивает.

— Может, чего-нибудь покрепче? — я не ожидаю этого вопроса. Здесь много музыки, слов и разговоров, порой несвязных. Я вижу свою цель — бармена, и свою стопку с прозрачный жидкостью. На этом все.

Так что незнакомец с приятным тембром — не очередное ли искажение напоенного сознания? — в карте реальность отсутствует. И удивляет.

— Нет, спасибо, — отвечаю в никуда, потому что искать говорящего взглядом не хочу. Слишком сложно.

— Боитесь не дойти домой?

Я залпом осушаю четвертую порцию. Он уже меня раздражает.

— Доползу.

Смешок. Смешок и рядом. Где-то в нескольких сантиметрах отдаления.

Я облизываю губы, недовольно обернувшись назад. Хочу сказать ему…

Но быстро передумываю. Передумываю, останавливаюсь и на половине останавливаю вдох.

Султан?.. Нет, то был актер. Этот — нет. Этот — гость клуба. Но, стоит признать, чудовищно похожий на человека со сцены.

У него большие и выразительные глаза, цвет которых — голубой — мне даже в темноте видно, у него каштановые густые брови, и волосы, меняющие цвет от каждого поворота прожектора. А еще — недельная щетина, выглядящая как что-то само собой разумеющееся. И черты лица правильные, красивые…

— Водки? — с ухмылкой предлагает он. — Я угощаю.

Я завороженно смотрю на розовые губы и киваю. В суть вопроса не вдаюсь.

Он щелкает бармену, и тот подает заказ. Еще рюмка. Еще алкоголь…

— За встречу, — присаживаясь на стул рядом со мной, произносит мужчина. Одним махом осушает свою порцию. До единой капельки.

— За встречу, — севшим голосом бормочу, наскоро кивнув. И тоже допиваю.

Мы сидим рядом еще полчаса. Еще ровно полчаса. Он не зовет меня танцевать, он не предлагает выпить больше, и он почти не говорит. Мы представились друг другу — Белла — Эдвард, и все. Был вопрос о том, часто ли я здесь бываю. И хоть я обычно не вру, ему я солгала — часто. Почему-то мне кажется, что найти этого человека легче всего здесь.

Все это время Эдвард внимательно на меня смотрит — каждое движение, если не каждый вдох, им подмечен. От интереса это или нет — мне неизвестно. Это немного пугает. Но я, храбрея от выпитого, тоже смотрю на него. Почти не моргая.

И уходить не хочется — боюсь, что уйдет и он. За два часа я не нагляделась на султана, выбегавшего на сцену всего дважды — нагляжусь хоть на него…

Но причина уйти, как ни прискорбно, все-таки возникла. И была она сокрыта как раз в алкоголе, что я так усердно в себя вливала.

— Мне нужно отойти…

— Пожалуйста.

Я смущенно улыбаюсь. Осторожно поднимаюсь на ноги, надеясь, что они еще держат. Не самым лучшим образом, конечно, но…

— Как насчет сопровождающего? — изогнув бровь, интересуется мужчина, — все-таки, идти лучше, чем ползти.

Его шутка немного расслабляет. И придает немного уверенности. Я бесстрашно киваю.

Эдвард берет меня под руку и ведет в нужную сторону. Он ловко маневрирует между танцующими, целующимися и выпивающими людьми, не сбавляя шага даже на секунду.

Мы на месте за рекордный срок. Сама я, хватаясь за стены, дошла бы в пять раз медленнее — по количеству рюмок.

— Спасибо, — бормочу, нервно поправив волосы свободной рукой. Этот жест — от мамы. Она ему научила.

— Пожалуйста, — обворожительно улыбнувшись, повторяет Эдвард. Но моего локтя не отпускает.

— Я?..

— Да-да, — будто бы вспомнив о чем-то важном, он галантно открывает для меня дверь с изображением вишенки, дожидаясь пока войду. И входит следом, совершенно не стыдясь сего факта.

Нас спасает то, что комната пуста. Среди грязных умывальников, запаха дешевого мыла и характерного аромата зеленых кабинок, мы одни. Совсем. Точно.

Отвратительнейшее покалывание сгустком собирается в горле. Черт!..

— Эдвард, — я всеми силами стараюсь не выдавать своего страха, делая вид, что все это просто жутко мне надоело, — отпусти.

— Я должен проводить тебя, — с нажимом повторяет он, направляясь к туалетным кабинкам и таща меня следом. Я впервые жалею, что надела каблуки.

Эдвард выбирает крайнюю, слева. Лампа над ней мигает, создавая подобие полумрака.

Он закрывает за нами дверь на защелку и сразу же разжимает ладонь. Но спиной предусмотрительно становится в сторону выхода.

— Тебе надо выйти.

— Нет.

Я краснею и бледнею одновременно. Во рту сухо.

— Я не могу, когда ты…

— Можешь, если хочешь, — он пожимает плечами, насмехаясь. Точно насмехаясь.

Ублюдок, а не Султан. Тот бы так не сделал.

— Или мы можем…

— Нет, — я выставляю руки вперед, с прискорбием замечая, что они дрожат, — не можем.

— Тебе понравится, — уверяет он, делая шаг ближе ко мне. В пространстве кабинки выглядит куда выше и куда больше, чем я могла себе представить. Под свободной сиреневой рубашкой проглядывают мускулы, а цвет волос, что я не могла определить — медный. Они коротко подстрижены, а потому лежат ровно. Слишком ровно, я бы сказала…

— Нет, я не хочу, — категорично отказываюсь, вжимаясь спиной в давно немытую и когда-то, видимо, белую плитку.

— Напрасно, — голос Эдварда опускается до шепота. Губы наклоняются к моим, и щетина царапает кожу.