АlshBetta - Клоун, или Подарок на день рождения [СИ]

В этот раз спрятаться он не пытается. Рвано вздыхает. И ещё. И ещё.

— Я не знал, что делать. И не знаю сейчас. Они её даже не похоронили как следует — нечего было. Жизнь оборвалась — а виновных нет. Жизнь оборвалась — а никто не наказан. Я лично знал Жаннет, она играла с Мэлани…

— Это было причиной, верно?

— Это было выходом. А тут ты… помешала. Зря выкинула пистолет. Мне с таким трудом удалось получить лицензию и купить его! Это, между прочим, два месячных оклада.

— А как же твоя дочь? — пробует зайти с другого фланга Белла. Чуть ощутимее обнимает мужчину. — Ты хочешь, чтобы она тебя забыла?

— Она и так забудет. Мы видимся раз в восемь месяцев, — он тяжело вздыхает. Жмурится.

— Но ты же её любишь.

— Конечно люблю, — Эдвард с готовностью кивает, поджимая губы. — Но ей будет лучше без такого отца. Ничего, кроме как подкидывать цветные шарики и мазаться белой краской я не умею. Жалкий клоун…

— Дети обожают клоунов.

— А она их боится.

Белла немного высвобождается из его объятий. Немного отстраняется. Садится на самый край колен.

— Эдвард, тебе стоит попробовать показать ей, что они не страшные. И не тоскливые. Что они — потрясающие, — уверенно шепчет она. А потом неожиданно краснеет, — ну, клоуны…

— Не всем так кажется, — отрицает он, недоверчиво поглядывая на девушку.

— Мне — кажется, — она робко улыбается. И эта улыбка заставляет внутри мужчины что-то вздрогнуть. Искренностью заставляет.

— Ты недавно вытащила из рук клоуна пистолет. О какой веселости может идти речь?

— Мы все можем запутаться и попытаться… избавиться, уйти от проблем. Но они никуда не денутся, пока с ними не разобраться.

Он внимательно её слушает, ловя себя на том, что осмысливает каждое слово. Впервые кого-то слушает. И вещи, вроде бы глупые и очевидные, и слова банальные — но слушает. С упоением даже. Вот уже неделю планировал и затыкал уши на любой посторонний звук, а тут… так и бывает, когда все планы летят к черту?

— Тебе надо встретиться с женой и поговорить. Вы найдете компромисс, и ты сможешь чаще видеться с дочкой, — тем временем предлагает Белла. Сама себе удивляется. И своей находчивости.

— С Алисией-то? Компромисс? — Эдвард фыркает. Но что-то в этих словах приятно греет. Мэлани рядом. Мэлани — вместе. И навсегда.

— Мне кажется, — Белла смущенно теребит прядку каштановых волос, глядя на него сквозь свои густые черные ресницы, — что ты из-за одиночества решился сделать… это. И если бы был кто-то, кто мог послушать, кто мог успокоить… Жаннету не вернешь, Эдвард. В её гибели ты не виноват. Этот вопрос можно решить, посоветовавшись с хорошим адвокатом. Я уверена, вы найдете достойный план действий. И твоя дочь будет в порядке.

Она говорит и наблюдает за тем, как с каждым словом, с каждой фразой — чем ближе к концу, тем явнее — сначала немного, затем ещё чуть-чуть, и ещё, и больше — влажнеют яблочные глаза. Их зеленые огни, как фонари во время дождя — теряются в лобовом стекле. Свет есть — а главного не видно.

— Знаешь, почему чашки латте было три? — негромко спрашивает он, подавив всхлип, сглотнув. Улыбается. Мечтательно, нежно — как маленький мальчик, как любящий папа. — Это её любимое число и дата дня рождения. Третьего июля.

Глаза Беллы, почему-то, влажнеют следом. Она вспоминает…

— А мой — сегодня.

— День рождения? — он недоуменно хмурится. Сквозь влагу глаз это выглядит вдвойне интереснее. И честнее.

— Да. Вот уже как… — девушка бросает мимолетный взгляд на синие циферки на запястье, — шесть часов.

Эдвард смеется. Искренне, заливисто, выпустив из плена две маленькие слезные дорожки на щеки, которые тут же высыхают. Он красиво смеется. Глаза сверкают, губы розовеют, грусть и бледность, отчаяние и страх окончательно пропадают… он смеется, как настоящий клоун. Как самый счастливый на свете человек. И боль, и желание «покончить с этим», и все то, что видела в кофейне Белла прежде, выходят из него наружу. Со слезами. Со смехом. С облегчением.

— В таком случае я просто обязан угостить тебя гляссе ещё раз за сегодня. Это будет моим подарком.

— Свой подарок ты уже мне подарил, — усмехнувшись следом, напоминает Белла. Оглядывается на далекие кусты за спиной, на почти розовое небо над головой. — И он, к слову, просто потрясающий.

На щеках мужчины появляется румянец. Настоящий такой, красивый…

— Ты сама себе его подарила, — смущенно бормочет он, опуская взгляд. Вздыхает и снова улыбается. Чуть меньше, но оттого не менее приятно. — Пойдем, пока не закончилась смена. Хочу ещё раз увидеть белобрысого.

Белла поднимается следом, вкладывая свою ладонь в его протянутую руку. Мягкую, но сильную. Большую, но осторожную. И тепло, каким окутывают длинные пальцы, вряд ли когда-нибудь забудется. Эта ночь в принципе незабываема — во всех смыслах. Двадцать третий день рождения привнес в её жизнь и новых ощущений, и новых потрясений, и невозможных, казалось бы, встреч. Как же прекрасно, что ночь кончилась, утро наступило, а любитель латте все ещё здесь! Как же прекрасно, что она пошла-таки в парк, что пошла-таки в кофейню!.. Надо будет пожертвовать деньги в автопарк — пусть автобусы ходят реже.

На подходе к «У Барни» Белла внезапно останавливается. Она, как и Эдвард, босиком и камешки приятно ласкают кожу, но вовсе не продление подобных ощущений является причиной остановки. И даже не желание вернуться в парк, на пенек у липы и уже потухшего фонаря, и снова оказаться у него на коленях. Мысль. Быстрая, молниеносная, но важная, без сомнений.

— Что? — удивленно и капельку встревоженно спрашивает Эдвард. Немного приседает, стремясь оказаться с ней на одном уровне.

— Я пообещала не ходить в цирк, помнишь? — она немного волнуется, это заметно. И он замечает.

— Да, помню, — кивает. Ну конечно же помнит, ещё бы! Возможно, когда-то это обещание спасет ей жизнь!

— А ты пообещай мне, что если нужно будет поговорить, что если снова захочешь… — Белла делает глубокий вдох, стремясь сказать и быстро, и понятно, и так, чтобы он услышал… послушал, — использовать пистолет, придешь ко мне. Сначала, чтобы то ни было, и с чем бы то ни было, придешь ко мне. Позвонишь. Постучишь. Я услышу.

Глаза Эдварда распахиваются. От неверия, от удивления, от неожиданности.

Тем разговором три часа назад почти удержала его. Заговорила. Ободрила. Три кружки латте ушли за пятнадцать минут. А могли за пятнадцать секунд — и выстрел. Холостой, быстрый. Чтобы не мучиться. А вместо этого — жизнь. И право дышать. И право думать. И даже пить кофе.

— Тебе это так важно?.. — с неприкрытым недоумением шепчет он.

— Очень важно! Сейчас, — Белла мгновенье роется в сумочке, вытаскивая свою визитку из заднего кармана. — Вот. Просто позвони. В любое время. Обещаешь? Пообещай мне!