Юлия Кокошко - Шествовать. Прихватить рог…

— Неужели вы с нами попрощались? А мы с вами — еще нет! В вас много «поди сюда», с вами невозможно проститься!

Утомленный в обступивших его голосах — без разъяснений, даже неоднозначных или слабеющих, брат Сильвестр таинственно жмурит рассеивающий глаз или, напротив, приоткрывает — один из двух спящих и привносит тонкости.

— Мар-р-ра! За мной могут следить, — извещал брат Сильвестр шершавым шепотом. — Меня пасут… Бороться и искать, найти и не… не больше, чем триада. Я очарован триадами. Хотя некоторым не зазорно расширить чудесную. Преследовать, настигать, блокировать и уничтожать… Кумушка, взгляните, за мной нет хвоста?

— За вами — ангел-хранитель. Развязный. Желает вам радостей — за мой счет! — объявляла Мара. — Его следят! Начнем с того, что следят не вас, а меня!

Кое-кто, палящий и нелетающий, или нетвердая тетушка Саламандра, медная, как сбор в чаше фонтана или как пасека, бесстрашно шла сквозь полночные огни и равнялась с Марой и, сраженная абсурдом увиденного, пожимала плечом и хихикала:

— Догнала неизвестно зачем троллейбус и приехала сюда, хоть должна — совсем в другую сторону. Не могу, когда от меня ускользают… — и уже хохотала: — У каждого троллейбуса — свои принципы! И свои усы… А время горит! Разве здесь отрастить — потерянные куски?

Мара почти взрывалась.

— Неделю тому меня выследили двое тучных… тоже нашли куму! Вальяжны, непринужденны, вышагнули из Бидструпа — с желанием ворваться ко мне и славить мое остывшее явление свету. Позвольте, замечаю я, конечно, дата всегда жива, однако — зной, удобно ли вам волочиться — еще и навьюченным дарами — по страшной выжженной дороге, пока разгневанное солнце сдирает с вас кожу, как с бедного Марсия?!.. Но мне клянутся в любви, которая просочится сквозь все катастрофы… Ну что ж, натянуто улыбаюсь я, прошу, прошу к обеду — в час Аполлона… и тогда вам удастся освободить меня — для любимой телепрограммы, стартующей — в пять. Викторина для особенных знатоков… Да хоть и сериал «Перри Мейсон»!..

Гости изумлены: в мушесонье!.. В которое они прошвырнутся по магазинам в разведках чего-нибудь полого — для меня и полезных приобретений для себя, и вообще — с обозрением, так что ко мне — вместе с пятым часом… Я нарастила кошелек — на старинную мечту, а теперь придется обратить ее — в кручи деликатесов, которые вы с музыкой и гиком погоните по желудочно-кишечному тракту, что, естественно, не должно вас смутить… И, достойная беззаветных дружб, я врезаюсь в обжорный ряд — и вычищаю центральную экспозицию. В субботу, бросив экстренные дела — музеи, выход в филармонический концерт, перлюстрации книц наконец, священное нет — быту, я сдаю часть моей улетающей жизни — на подъем чревоугодия… Гости прибывают с опозданием — как раз в пять, когда Перри Мейсон в роли красавца пятидесятых Рэймонда Берра… то есть викторина, которой я ждала всю неделю… Мне всучают — не порожняк, хоть для приличия романтический, но пуд холестерина! Торжественно вплывает еще одна отлетавшая птица с росой на загорелом бедре, влетает еще одна отмелькавшая рыба — убрана солитерами соли, второй торт — сугроб крема, а также огненные воды, корзина мирных фруктов… пока не взвесишь в ладони и не прищуришься… Но за стол не торопятся, а, возглавив стаю пустых минут, рассыпаются по дому, чтобы живо макнуть нос — в потаенное, — на ходу говорила Мара. — Растревожена посудная горка — и найдены формы, способные смелее сочетаться оттенками, ободками и звонами — с печальной выборкой из животного мира, сообщающие схватке овощей — дерзкое, и натюрморты со вкусом и с широким надкусом выправляются, а отпущенный фарфор порошит кухню — нечистотами и осколками. Вспорот книжный шкаф — и тут же разграблен. После в фокус заходит мой гардероб, и тучные открывают рьяные полемики и примерки — сначала на меня, потом на себя, не жалея треска… И избавляют меня — на криках петуха… почерпнутых, разумеется, в собственном горле, завещая — неделю лихорадочно подъедать остатки, обломки, отсылки, все более ядовитые. А также одолжив у принимающей стороны на неоговоренные сроки — две шляпы, две пачки сигарет, свежие газеты, впоследствии — старые, четыре кассеты с любимыми фильмами, коробку книг… а между тем двое тучных ни разу не возвращали изъятое!

Два железных мотоциклиста с моделями космических спутников в лунках для головы, возможно, из планетария, мчались по рампе кварталов, развозя засыпающим этажам — назидательную звукопись стрельбищ, или марафоны весенних тракторов, ревущие джунгли, обстреливаемые диким плодом, пугали мобилизацией и, перекликаясь друг с другом — криком «Тарзан», и разбойными соловьем и гусем, вдохновенно исполняли фигуры и виражи, заносясь меж фустами зноя и света.

— Признайте, Мар-р-ра, вам сделали порядочное подношение, чтоб вы прикрыли двоих — на вечерок, — кричал спящий брат Сильвестр. — От кого? От жизни одушевленной! Если парочка — не персонифицированные Любовь и Вера. Или вампирствующие Честь и Совесть. Я, впрочем, полагаю, что вас посетили ангелы. Отряжены на вопль Содомский и Гоморрский и встали лицом — с идолопоклонством, порочными связями, мздоимством — плюс опустошающая зависть к чужому аппетиту… И все — в вашем доме! Теперь ждите Огонь и Серу.

— Но вы спешите, поскольку — спешите , дать себя — не только в проворстве, но в порывах чувствительных и, подхватив капитана, любезно экспедируете его — к порту приписки, — объявлял темный охотник. — Время, конечно, непрозрачное, народные машины-гиганты — на неведомых дорожках, но — чу! Озарение! Бросающее вас — наперегрыз проезжей части, чтобы выхватить из скудеющей — малую единицу.

Дальняя мостовая саднила неразличимостью — золотым песком встречных фар, а ближняя мостовая дробилась на красные кляксы, брызнувшие с бамперов ускользающих, на земляничные поляны. Под чьим-то жигулевским подолом, оседлав выхлопную трубу, качался пластмассовый кулак и, выпростав из букета средний палец, маячил им — догоняющим.

— Малую с шашкой или малую с синим фонарем? — спрашивала быстроногая Мара. — Синий период сносит кричащего — к стылым приемным… Холодно, говорит огородник, кутаясь в привставшую дыбом душегрейку, вода надежд стоит меж ветвями и не может войти в землю. Я не забыла посвятить вас — в мое стеснение? — спрашивала Мара. — В прыжках, крючках, в билетах на такси. Даже — в счислении потерь, если на грядущей секунде не сведу променад в… назовем манящую секцию дороги — пункт Б. В конце концов, помогите капитану консервативными методами. Научите концентрироваться…

Сосредоточенный пешеход с надписью на футболке «ВЫ СМЕШНЫ» проносил в тигле души разговор — тайный и беспринципно длинный, но неаккуратно расплескивал, то и дело надменно возглашая: