Люсинда Райли - Сестра ветра

Том замолчал. По унылому выражению его лица было понятно, что новость совершенно выбила его из колеи.

– Получается, что едва ли мы успеем что-то сделать до декабря месяца. Очень жаль… Очень! Повторяю, на мой вкус, это, несомненно, лучшее из того, что написано Йенсом. И конечно, весь антураж… Представляете, премьерное исполнение концерта Халворсена на торжествах в честь Эдварда Грига, того самого Халворсена, который когда-то играл в составе оркестра на премьере спектакля «Пер Гюнт». Лучшего обрамления и не придумаешь. Впрочем, хватит о моих бедах. Поговорим лучше о вас, Алли. Вы когда-нибудь работали в оркестре?

– Господь с вами! Конечно, нет. Не думаю, что уровень моего исполнительского мастерства тянет на работу в серьезном профессиональном коллективе. Я себя расцениваю как такого любителя игры на флейте.

– После того, что я слышал вчера, категорически с вами не соглашусь. Вильем сказал мне, что вы четыре года отзанимались в Женевской консерватории. И после этого вы, Алли, пытаетесь уверить меня в том, что вы всего лишь любитель. Стыдно! – укорил меня Том.

– Ну, может быть, я немножко приврала… Но в любом случае до последнего времени я числила себя в рядах профессиональных яхтсменов.

– Вот так дела! И каким же образом вы приобщились к миру профессионального спорта, интересно знать?

За чашечкой чая с травами, которые Том специально для меня отыскал в кухонном буфете, я поведала ему всю причудливую историю своей жизни, включая и те события, которые привели меня в конце концов в Берген. Кажется, я уже стала привыкать к тому, что мне приходится снова и снова рассказывать эту историю самым разным людям. Правда, не столько эмоционально привыкла, сколько к самим фактам. Сама не знаю, хорошо это или плохо.

– Боже мой, Алли! А я-то думал, что у меня сложная жизнь. По сравнению с вашей… да… Не могу представить, как вам удалось пережить столько горя. Салютую вам, Алли! Примите мое самое искреннее восхищение.

– Рецепт прост. Постоянно ищу, чем заняться. Вот погрузилась в изучение собственного прошлого, – натянуто ответила я. Мне уже не терпелось поменять тему разговора. – Впрочем, я вам уже достаточно задурила голову пустыми разговорами о себе. А потому прошу вас о небольшом одолжении. Расскажите мне, пожалуйста, о следующих поколениях Халворсенов, ненамного отстоящих от нас по времени. Если вы, конечно, не против, – добавила я на всякий случай, понимая, что, вольно или невольно, вторгаюсь уже на личную территорию Тома. Ведь речь идет о членах его семьи, о его близких. К тому же мне ужасно не хотелось, чтобы он подумал, будто я претендую на какое-то родство со всеми этими людьми. – Ведь мне только тридцать лет, а потому, как ни верти, если меня что-то и связывает с Халворсенами, то это «что-то» лежит в недавнем прошлом.

– Мне тоже тридцать. Я родился в июне. А вы?

– Тридцать первого мая. Так, во всяком случае, сказал мой приемный отец.

– Вот как? А я первого июня.

– С разницей в один день, – задумчиво бросила я. – Но продолжайте, пожалуйста. Я уже вся превратилась в слух.

– Ну что вам сказать? – Том отхлебнул из своей чашки. – Я вырос здесь, в Бергене. Меня воспитывала мама. Она умерла год тому назад. После чего я перебрался в этот дом.

– Мои самые искренние соболезнования, Том. Мне хорошо известно, что это значит – терять родителей.

– Благодарю. Да, действительно было непросто. Частично потому, что мы с мамой были очень близки. Мама растила меня одна. Никакого отца рядом, никого, кто бы помог нам или поддержал.

– А вы хотя бы знаете, кто ваш отец?

– Еще как знаю! – Том иронично вскинул бровь. – Между прочим, он прямой потомок Йенса Халворсена. Феликс, так зовут моего отца, его правнук. Но, в отличие от своего прадеда, который все же нашел в себе мужество вернуться к Анне и повиниться перед ней, мой отец из категории тех людей, кто ни под каким предлогом не желает нести ответственность за свои поступки.

– Он еще жив?

– Вполне вероятно. Хотя на момент встречи с мамой он был на двадцать лет старше ее. По моему мнению, отец – самый музыкально одаренный потомок Халворсенов по мужской линии. А вот у моей мамы, как и у Анны, был прекрасный голос. В общих чертах история такова. Мама брала у моего отца уроки игры на фортепьяно, а потом в какой-то момент он попросту соблазнил ее. Когда ей исполнилось двадцать, она забеременела. Но Феликс отказался признать ребенка своим и предложил ей сделать аборт.

– Тихий ужас! Это мама вам рассказала?

– Да. Впрочем, зная Феликса, я поверил каждому ее слову, – нарочито бесстрастно обронил Том. – Ей, конечно, пришлось нелегко, когда я появился на свет. Родители тут же лишили ее наследства. Они родились в деревне на севере, где до сих пор еще очень сильны стародавние традиции на сей счет. Марта, так звали мою маму, сильно бедствовала в те годы. Не забывайте, тридцать лет тому назад Норвегия была сравнительно бедной страной.

– Ужасно, Том! Просто ужасно! И что она сделала?

– К счастью, в ситуацию вмешались мои прадедушка и прабабушка, Хорст и Астрид. Они предложили маме кров, поселили здесь, у себя. Впрочем, как мне кажется, мама так и не оправилась от того удара, который нанес ей Феликс. У нее начались тяжелейшие приступы депрессии, которые продолжались вплоть до самой ее смерти. И, само собой, ей так и не удалось реализоваться в качестве певицы.

– А Феликс в конце концов признал вас своим сыном?

– Он был вынужден пойти на попятную после того, как суд постановил провести анализ ДНК, когда я был уже в подростковом возрасте, – мрачно пояснил Том. – После смерти прабабушки дом перешел по наследству ко мне, а не к Феликсу, который приходился ей внуком. Тогда он попытался оспорить завещание, называл нас с мамой мошенниками, которые обманным путем завладели его имуществом. Но провели тест на ДНК. И бинго! Стопроцентная вероятность того, что в моих жилах течет кровь Халворсенов. Впрочем, я в этом никогда и не сомневался. Мама никогда не врала. Не стала бы она лгать мне и в этом случае.

– Что ж, скажу вам, что ваше прошлое складывалось не менее драматичным образом, чем мое, – попыталась я изобразить улыбку и очень обрадовалась, когда Том улыбнулся в ответ. – Встречаетесь ли вы с отцом?

– Изредка я вижу его в городе. Но никаких прямых контактов между нами нет.

– Так он тоже живет в Бергене?

– О да, здесь, в горах. Неразлучен с бутылкой виски и по-прежнему обожает женщин, которые бесконечной вереницей тянутся к дверям его дома. Вот он и есть истинный Пер Гюнт по своей натуре. Человек, который не способен признавать свои ошибки, не говоря уже о том, чтобы раскаяться в них. – Том уныло пожал плечами.

– Послушайте, Том, я тут немного запуталась… Вы только что рассказали мне о своих прадедушке и прабабушке. Но тогда получается, что одно поколение у нас выпадает. А что стало с родителями Феликса, вашими дедушкой и бабушкой?