Люсинда Райли - Сестра ветра

– Какие извинения, Алли! Вам ведь столько пришлось пережить за последние недели.

– Пришлось, – согласилась с ним я. Почему-то мне не стыдно было признаваться перед этим человеком в своих слабостях. – Я так тоскую по Тео.

– Не сомневаюсь. Знаете, звучит дико, но я понимаю. И в какой-то степени даже завидую вам.

– Почему?

– Потому что сам я еще ни разу не испытывал подобных чувств по отношению к женщине. Понятное дело, связи у меня были, и не одна, но все, как правило, заканчивалось ничем. Я пока еще не встретил «ту единственную», о которой всегда говорят и мечтают.

– Еще встретите, Том. Обязательно встретите!

– Может быть, может быть… Но, сказать по правде, с возрастом надежды мои тают, а иллюзии развеиваются. Наверное, Алли, я просто прикладываю мало усилий в поисках своей единственной.

– А не надо никаких усилий, поверьте мне, Том. Ваша единственная появится так же неожиданно, как возник в моей жизни Тео. Вы это сразу же почувствуете. А что вы готовите?

– Единственное, что точно могу не испортить. Макароны по собственному рецепту. Так сказать, пасту а-ля Том.

– Не знаю, что вы добавляете в свою пасту, но лично я готова поспорить, что паста в моем исполнении, которую я окрестила «особой пастой», будет намного лучше, – слегка подначила я его. – «Особая паста» – это мое фирменное блюдо.

– Что ж, пари так пари! Принимаю ваш вызов! Да знаете ли вы, что люди со всего Бергена съезжаются ко мне только затем, чтобы отведать моей пасты. Даже с близлежащих гор спускаются, – с важным видом проговорил Том, отбрасывая макароны на дуршлаг. Потом выложил пасту на блюдо и полил сверху соусом. – Прошу к столу! Угощайтесь!

Я ела с величайшей осторожностью. Перспектива снова бежать в туалет мне совсем не улыбалась. Но на самом деле блюдо, приготовленное Томом – паста с заправкой из сыра, бекона и пряных трав, – оказалось необыкновенно вкусным и пошло легко.

– Ну как? – поинтересовался Том, взглянув на мою пустую тарелку. – Вкусно?

– Очень! – не стала кривить я душой. – Ваша паста побила мою и получает пальму первенства. А вот сейчас я готова послушать концерт вашего прапрадедушки, если вы согласитесь исполнить его для меня.

– С удовольствием. Но имейте в виду, рояль – это не мой основной инструмент. А потому в моем исполнении это будет далеко не самый лучший вариант.

Мы снова вернулись в гостиную. Я опять уселась на диван, но на сей раз именно уселась, а не улеглась. Том снял с полки ноты.

– Это оригинальная рукопись Йенса? – спросила я.

– Да, – ответил он, раскладывая ноты на пюпитре. – Ладно! Запасайтесь терпением, пока я буду сражаться с инструментом.

Но вот Том тронул рукой клавиши, и я тут же закрыла глаза, всецело сконцентрировавшись на самой музыке. Конечно, отголоски музыки Грига сильны, и они заметны сразу же. Но одновременно что-то свое, не похожее ни на чью другую музыку. Великолепная главная тема, которая буквально завораживает с самых первых тактов. Что-то отдаленно напоминает Рахманинова, где-то слышатся мотивы Стравинского, и все же свое, и только свое. Эффектный финал, и вот уже Том разворачивается ко мне лицом.

– Ну как вам?

– Я ее уже мысленно напеваю, Том. Музыка буквально сама врезается в память.

– И я такого же мнения. И Дэвид Стюарт, и Эндрю Литтон тоже. Завтра же займусь поисками человека, который помог бы мне с оркестровкой. Не уверен, что по срокам кто-то успеет проделать такой объем работ, но попытаться-то надо. Ума не приложу, как наши предки справлялись с подобной работой. Ведь даже сегодня, при таком обилии современных компьютеризированных средств, когда не надо вручную переписывать каждую ноту, а потом сводить воедино все партии для каждого инструмента, входящего в состав оркестра, это все равно адский труд. Неудивительно, что великие композиторы тратили столько времени на оркестровку своих симфоний и концертов. Готов снять шляпу перед Йенсом и его современниками. Честное слово, преклоняюсь перед ними.

– Да вы ведь и сами принадлежите к этой известной фамилии, разве не так?

– Так. А вот с вами, Алли, пока большой вопрос, – проговорил Том медленно, видно взвешивая каждое слово. – После того как вы вчера ушли от меня, я долго раздумывал над тем, каким образом вы можете быть причастны к клану Халворсенов. Мой отец Феликс был единственным ребенком в семье, побочных детей не было ни у деда, ни у бабушки… Но все же я кое-что надумал.

– Что именно?

– Боюсь только, вы обидитесь, Алли.

– Не валяйте дурака, Том. Говорите все как есть, – насела я на него.

– Ладно! Зная о том, что у отца были многочисленные связи с женщинами, я предположил, что у него вполне мог быть внебрачный ребенок. Ребенок, о существовании которого не подозревал даже он .

Я вытаращила глаза на Тома, пытаясь мысленно переварить все то, что он только что сказал.

– Что ж, теоретически вполне возможно, – заговорила я после короткой паузы. – Но пожалуйста, имейте в виду, что пока у нас нет никаких доказательств того, что я прихожусь кровной родственницей Халворсенам. И вообще, мне как-то неловко развивать эту тему. Свалилась тут как снег на голову и сразу же стала качать права, чтобы занять свое место в истории вашей семьи.

– Что за ерунда! Чем больше Халворсенов, тем веселее будет моя книга. Ведь на сегодняшний момент я – последний из рода Халворсен.

– По-моему, есть один-единственный способ докопаться до правды. Спросить обо всем вашего отца.

– Уверен, он тут же солжет! – с горечью бросил Том. – Он всегда так поступает.

– С учетом того, что вы рассказали мне о нем, не хотелось бы думать, что я имею к нему какое-то отношение.

– Алли, я вовсе не старался сгустить краски, поверьте. Но при всем желании отыскать в этом человеке хоть что-то позитивное очень сложно, если вообще возможно, – пожал плечами Том.

– Хорошо, отставим пока Феликса в сторону и перейдем к другим членам вашего семейства. Итак, у Йенса и Анны был сын по имени Хорст?

– Да, именно так. – Том подошел к бюро и взял книгу, лежавшую сверху. – Вот та биография, над которой я трудился. В книге я привожу и наше генеалогическое древо. Вот! – Том вручил мне книгу. – Древо в самом конце книги перед разделом «Благодарности».

– Спасибо.

– Хорст был виолончелистом, предпочел учиться в Париже, а не в Лейпциге, – продолжил свой рассказ Том, пока я листала книгу в поисках нужной страницы. – После учебы вернулся в Норвегию, почти всю жизнь играл в составе Филармонического оркестра Бергена. Чудесный был человек. Я его помню как очень активного и жизнерадостного старика, хотя, когда я родился, ему уже было девяносто два года. Собственно, он первым вложил в мои руки скрипку, едва мне исполнилось три года. Так, во всяком случае, мама рассказывала. А умер дедушка в возрасте ста одного года, не проболев за всю свою жизнь ни одного дня. Дай-то бог, чтобы я унаследовал его гены.