Миклош Дярфаш - Был однажды такой театр

В конце концов он повесил трубку на рычаг и задумался, не зная, что делать дальше. Какое-то время он сидел, тупо уставясь на телефонный аппарат, превративший романтическую историю в суровую реальность, и с ужасом думал о том, что устоявшуюся жизнь придется менять в корне. Дико было себе представить, что в этой комнате может находиться еще кто-то, кроме него, причем не в качестве случайного гостя. «Знаете, я обдумала ваше предложение. Я его принимаю». Спокойный доверчивый голос перевернул всю его жизнь. Неужели одиночество перестанет служить ему верой и правдой? А как же предыдущие двадцать девять лет? Выходит, все, что было до сих пор, ничего не значит? Ни с того ни с сего появляется женщина из антикварной лавки, осень ласково принимает их обоих в свои объятия, потом звонит телефон, и все меняется?

«Бред, — сказал Дюла сам себе. — Чего это я сокрушаюсь? Так тому и быть. Она хороша собой. Умна. Надо полагать, жизнь с ней будет вполне терпима. Ну а что, если нет? — мелькнула мысль, но Дюла от нее отмахнулся. — Все равно, нечего тут особенно размышлять».

Полистав телефонную книгу, он нашел домашний телефон Вунделей и тут же набрал его.

— Алло!

— Алло!

— Мадемуазель Вундель?

— Да.

— Говорит Дюла Торш. Я хотел спросить, можем ли мы отпраздновать свадьбу на будущей неделе?

Вот, пожалуй, и все, что предшествовало этой свадьбе, одинаково взбудоражившей молву и рекламу, заставившей Ласло Акли отложить свою «Китайскую вазу» и взяться за новую пьесу. Пештский театр в качестве свадебного подарка включил в репертуар чеховских «Трех сестер», поручив Торшу роль Тузенбаха. Кроме того, по случаю женитьбы ему дали двухнедельный отпуск с двойной оплатой. Театральные разделы иллюстрированных журналов и газет получили материал, о котором можно было только мечтать. Сенсация продержалась довольно долго, питаемая все новыми и новыми событиями. «Вечерний курьер» посвятил целую статью знаменитому антиквару Кальману Вунделю в связи с тем, что последний объявил о своем намерении обставить четырехкомнатную виллу молодоженов за свой счет.

Дюла сперва и слышать не хотел ни о какой вилле в Буде. Он предполагал поселить жену у себя. Однако тесть-антиквар немедленно приступил к делу, оставив Дюлины протесты без внимания.

Выходя с женой от нотариуса, Дюла снова ощутил то непонятное и противное стеснение в груди, от которого едва не потерял сознание после премьеры «В плену у моря». Точно так же закружилась голова. Он успел ухватиться левой рукой за письменный стол и сделал вид, будто подвернул ногу. Как только приступ прошел, Дюлу охватил мучительный стыд: сквозь дурноту глазам его предстала зеленая обшарпанная калитка, он явственно услышал шарканье башмаков и вспомнил, что не сообщил матери о своей женитьбе. Он подогревал в себе этот стыд, думая сразу же по возвращении домой сесть за письмо, однако неожиданное событие разрушило все его планы.

Оставив жену в ресторанчике поблизости от театра, Дюла зашел сказать, что уезжает на Балатон и вернется через десять дней.

Взяв у швейцара почту, он принялся на ходу просматривать ее и наткнулся на письмо, буквально пригвоздившее его к месту. Письмо было из Бугаца. Имя отправителя ничего ему не говорило: «госпожа Яничари». Текст письма гласил:

«Дорогой господин Артист!

Из газет я узнала о Вашей женитьбе и очень за Вас порадовалась. Мы оба — я и мой муж — большие поклонники Вашего таланта. К сожалению, нам удается выбираться в столицу лишь изредка. Мы с мужем очень хотели бы пригласить молодых к себе. Если вы не прочь провести несколько прекрасных осенних дней в нашем поместье, телеграфируйте нам о сроках своего прибытия. Мы, в нашей пуште, были бы очень рады, если бы вы приняли наше приглашение.

От всей души приветствую Вас и Вашу супругу».

Кроме того, в конверте лежала маленькая записка с одним-единственным словом «Аннушка».

Аннушка… Значит, она снова вышла замуж. Вдовство тяготило ее, и она стала женой помещика. Какое вежливое и официальное письмо — ни за что не догадаешься, что оно от знакомого человека. Он и сам бы не догадался, если б не слово «Аннушка» на клочке бумаги. Что это взбрело ей в голову? И как раз теперь, когда он женился. Дюла никак не мог унять дрожь, охватившую его при виде знакомого имени. Относительно приглашения у него не было ни малейших сомнений. Он влетел в приемную директора, оставил густо напудренной секретарше кишбугацкий адрес и помчался в ресторан к жене. Записку с именем «Аннушка» он спрятал в бумажник, в самое дальнее его отделение, а письмо показал Илке.

— Интересно, — Илка с любопытством вглядывалась в изящный женский почерк, — кто бы это мог быть?

— Не знаю.

— Ты незнаком с нею?

— Нет.

— Может быть, с мужем?

— Тоже нет.

— Во всяком случае, это очень мило с их стороны.

— Очень. Так ты согласна? Едем в пушту?

— Едем. Это должно быть любопытно.

— Отлично. Значит, не придется обижать их отказом.

Илка взглянула на мужа с благодарностью. Она была счастлива, что у него такой характер, что ему ничего не стоит с ходу отказаться от задуманной и тщательно спланированной поездки на Балатон и поехать куда-то в пушту. Путешествие в Бугац представлялось ей чем-то захватывающим. Кроме того, ей льстило, что Дюла так популярен. Выходит, его знают по всей стране, даже в таких богом забытых местах, и рвутся посмотреть на него в столицу.

Они сходили на почту и отправили телеграмму о том, что прибудут в Кечкемет завтрашним скорым. Дюла привлек жену к себе. Скрыв от нее тайну письма, он чувствовал себя виноватым и старался загладить вину нежностью.

На кечкеметском вокзале их, против ожидания, встречала не коляска, а длинный элегантный «форд». За рулем сидел Яничари, король Кишбугаца, моложавый, спортивный мужчина лет пятидесяти. Он был искренне рад приезду гостей и, отстранив Дюлу, собственноручно закинул вещи в машину. Дюла с Илкой не раз переглядывались, поражаясь легкости, с которой Яничари кидал до отказа набитые кожаные чемоданы.

— Вас, должно быть, удивляет эта машина? Я и сам предпочитаю лошадок. Автомобиль я получил из Англии, в награду за улучшенную породу овец. Сам я, правда, в Англию не попал, а вот овцы мои там побывали.

— Ой, как интересно! А нам вы их покажете? — спросила Илка, поправляя защитные очки — машина была открытая, ветер, смешанный с песком, летел прямо в лицо.

— Я думаю, вам понравится у нас в пуште, хоть мы и не можем похвастаться особым разнообразием. Жена приехала сюда четыре года назад, она у меня молодая, ей всего двадцать шесть, и все-таки сумела пустить корни в здешних песках, совсем как акация.

Дюла напряженно ловил каждое слово помещика, силясь понять, говорила ли Аннушка об их давнем знакомстве. Когда они подъехали к поместью, он уже полностью ориентировался в ситуации. Аннушка не сказала о прошлом ни слова.